Это было одно из многочисленных наблюдений, и сейчас Терренс вновь окунулся в тот период. Возвращаясь в город после совершения очередной вылазки, они в обязательном порядке останавливались где-нибудь, чтобы выпить чего-нибудь. Терренс ещё и сигарету выкуривал, если это не было запрещено правилами заведения.
Вот тогда-то он смотрел на Рендалла, улыбаясь своим мыслям.
Он начинал сродняться с привычками Рендалла.
Он начинал любить эти привычки.
Он их любил. И продолжал любить сейчас, несмотря ни на что.
– Только не начинай эту песню снова, – попросил Рендалл.
Терренс усмехнулся и всё-таки потянулся за сигаретами.
– Так говоришь, как будто я ебанутая истеричка, не видящая берегов и желающая целыми днями поставлять тебе головную боль.
Рендалл собирался ответить, но тут взгляд его прошёлся по обнажившемуся запястью.
– Откуда это?
– Случайность, не обращай внимания.
Они вновь замолчали.
Рендалл понимал, что всё не так, как должно быть. Всё неправильно. Катится под откос, как и он сам.
Десяток дней, отделявший его от изменения семейного положения, обещал стать самым паршивым моментом жизни – именно целиком. Он не разделял этот период на части, представляя его единым монолитом.
Эти рубленые фразы и попытки нагрубить в ответ на чужие замечания противоречили истинным желаниям, отказывались должным образом состыковываться с ними.
– Просто скажи, почему всё так сложилось? – произнёс Терренс, потушив сигарету об асфальт. – Впервые послушаю правдивый рассказ, а не тот, которым меня пичкали на протяжении года.
– Мне нечего добавить к тому, что тебе уже известно. Да и не хочу я вновь возвращаться к обсуждению, потому что противно говорить об этом. – Рендалл скривился. – Ты знаешь, что случилось, сам же говорил, что Энтони открыл тебе глаза. Мы стремительно шли на дно, всё ещё, отчаянно, из последних сил цепляясь за обломки досок, оставшихся от корабля. Родители постоянно скандалили, орали друг на друга. Мама рыдала, отец повышал голос, стараясь её успокоить, а в итоге все оборачивалось ещё большими неприятностями. Я не знаю, как они добились расположения Кейт. Я вообще не представляю, как она вышла на них. Просто однажды позвонила и попросила о встрече. Родители поехали вдвоём, вернулись окрылённые, только мне ничего не сказали. Зато через несколько дней поставили перед фактом: брак – обязательное условие, и я должен выполнить их волю, несмотря ни на что. Сейчас я понимаю, это глупо, но в тот момент мне не пришло на ум ничего иного, кроме мыслей о необходимости перевести отношения с тобой из любви в ненависть. Зная тебя и твой характер, я на сто процентов был уверен, что расставание на дружеской ноте не станет выходом из положения. Для прекращения любого рода общения нужна только чистая ненависть, переходящая в желание навсегда забыть об отношениях, что нас связывали. Кажется, я здорово просчитался, подумав, что слова о несерьёзности намерений и развлечении смогут тебя оттолкнуть.
Рендалл усмехнулся невесело и замолчал.
Он ненавидел процесс оправдания самого себя, но сейчас его признание именно в качестве попыток обелить собственное имя и выступало. Размышляя о будущем, он представлял себя на судебном процессе, и понимал: адвокат из него получится отвратительный, особенно, если в качестве обвинителя выступит Терренс.
– Ты мог сказать мне об этом.
– И что изменила бы твоя осведомлённость? Слова – это одно, а реальные действия – совсем другое. Первое не требует ничего, а второе – очень даже. Можно говорить без умолку, обещая развести руками тучи, но в реальности впасть в состояние, близкое к истерике за несколько минут борьбы, развивающейся по сценарию, отличному от нарисованного воображением. Понимаешь?
– Понимаю. Однако, уверен, что вместе мы могли что-нибудь придумать, и…
– Я планировал уйти из «Орхидеи», – прервал его Рендалл, приложив палец ко рту и заставляя на время замолчать; всё-таки решился пояснить кое-какие моменты.
Терренс хотел поцеловать ладонь, но подумал, что сейчас это будет не самый уместный жест, потому просто отстранил её от лица, но не оттолкнул – удержал в своей руке, коснулся запястья, погладив.
Он умел внимательно слушать, не перебивая и не вставляя в речь едкие комментарии, когда того требовала ситуация. Рендалл это знал.
Они вообще многое друг о друге знали такого, что было неведомо другим.
– По той же причине и хотел уйти, – продолжил Рендалл. – Это действительно могло стать неплохим решением. Никаких пересечений, никаких напоминаний о прошлом. Однако, родители жаждали увидеть меня выпускником вашей академии – боялись появления слухов в обществе относительно того, насколько шатко их финансовое положение, раз уж пришлось отказаться от прежнего учебного заведения. Не последнюю роль сыграл тот факт, что я учился вместе с Энтони. Родителям принципиально было показать Кларкам, что они на коне и по-прежнему живут на широкую ногу. Покинуть школу мне не удалось. Что по этому поводу думала Кейт, я не знаю. Наше общение сложно назвать нормальным, оно какое-то… Какое-то не такое.