Читаем Будни добровольца. В окопах Первой мировой полностью

Четыре команды ноздря в ноздрю.

Справа и слева от них на фоне неба высится огромная триумфальная арка, черные колонны, пылающие канделябры. Сквозь эту арку команды мчатся вперед.

Двое зрителей хранят молчание.

Черно-коричневые точки всё ближе, ближе, ближе. Теперь за ними видны четыре колесницы. Четыре орудия 96-го прусского полка полевой артиллерии. Передки сразу за лошадьми. Кувыркаясь и раскачиваясь, прыгают четыре лафета.

Теперь яснее, вот и лидеры. То вправо, то влево, телом припав к шее и спине лошади.

Двое зрителей на мгновение откидываются в своей ложе. Один – другому:

– Унтер-офицер, это невероятно!

Второй не отвечает. Лишь думает: «Там же люди едут…»

В том и дело, что там люди едут! Наши люди.

Зиберт ищет взглядом Россдорфа. Ага, вон он, впереди, впереди всех. И вот еще, между третьим и четвертым орудиями – лейтенант Штиллер и вахмистр Райзигер.

Его рука вдруг крепко сжимает колено Керна. Неестественно высоким голосом он кричит:

– Там!

Керн видит, как под лошадьми на левом фланге вздымается черная туча. Вмиг животные опрокидываются друг на друга. Следующие двое влетают в них. Коренники, скачущие позади, хотят отклониться в сторону, но слишком поздно, они тоже врезаются в этот черный ком.

Канониры спрыгивают с орудия.

Видно, как они хватаются за штыки, пытаясь вырваться из запутанной упряжи. Спешивается командир орудия. Он бросается в кучу упавших лошадей и вытаскивает оттуда людей, своих ездовых. Оттаскивает первого в сторону. Вскоре и второго. Оба не двигаются.

Впряженные лошади вскакивают. На них, еще в седле, третий. На двух лошадях пушка снова устремляется вперед.

Зиберт и Керн выпрямляются: гонка окончена. Три орудия здесь! Приближаясь к позиции, они переходят на рысь и сворачивают. Прямо на ходу артиллеристы спрыгивают между передком и лафетом. Лафеты отцепить! Снаряды из ящиков достать! А вот и четвертая упряжка! Спустя секунды орудия организованно выстраиваются позади пригорка.

Передки откатить! Приказ: ждать за поворотом на пересечении с подъездной дорогой! Боеприпасы и провиант к вечеру доставить на позицию!

Глава вторая

1

Через несколько минут никто в батарее уже не интересуется прошедшими часами. Никаких размышлений: как это вышло, что мы еще живы после этой скачки через тысячу смертей. Никакой дрожи в нервах, никакого скрежета зубов.

Вместо этого бодрое любопытство: что тут происходит?

Обстрел противника теперь прилетает по широкой заградительной линии впереди, в прямой видимости. Достается пехоте. Очень мило: так сразу можно сориентироваться на позиции. Порой в клубах дыма проглядывают черные фигуры ростом с человека. Это уже известно: раньше здесь был лес. Бой, вероятно, будет разворачиваться вокруг него. За кем высота, тот и контролирует участок. Поэтому задача пехоты – удержаться там.

Это обдумывают и обсуждают. Но в то же время сомнительно, что там, наверху, под обстрелом, кто-то еще остался в живых, даже в глубоких укрытиях.

Вскоре и эти опасения в сторону. Есть работа. Самое главное: как можно быстрее спрятать позицию от аэропланов!

– Берите ветки, привязывайте к колесам и стволам. Смело делайте из пушек хоть павлинов! – говорит оберлейтенант Россдорф.

Сделано. Вскоре за холмом в дыму проступает небольшой перелесок.

Второй приказ: вырыть ямы под боеприпасы! Тоже сделано. Рядом с каждым орудием – яма глубиной два метра, чтобы корзины со снарядами не было видно.

Третья работа: укрытия! Но из чего построить в чистом поле хоть сколько-нибудь надежные убежища? Ива на левом фланге – единственное деревце во всей округе. Она не годится. Кривая, ствол весь скрученный. Ничего не остается, кроме как рыть ямы и для личного состава тоже. Капитан приказывает рыть минимум по одной на каждое орудие – в ней при любом раскладе должны поместиться трое канониров. Всё остальное можно положить в узкие траншеи в нескольких метрах справа от батареи.

После работы, продлившейся несколько часов, можно и поесть. Делят на всех галеты, по четверть порции на человека.

И вот они лежат рядом с пушками, греясь на солнце.

Обстрел наверху не производит никакого впечатления, его просто игнорируют. Если порой несколько снарядов проносятся над позицией, никто даже не двигается, не поднимается ни одной головы. С этого утра солдаты стали привычны к штукам и потяжелее.

– То, что мы потеряли только четырех лошадей и двух ездовых, – дружище, такого славного дерьма давно еще не было!

Капитан Зиберт сидит на краю поля с Россдорфом и Штиллером. Они тоже грызут галеты.

Зиберт:

– Господа, я считаю абсолютно необходимым наладить связь с пехотой. Иначе не получим четкого представления о местности.

Трое офицеров смотрят вперед. Россдорф пожимает плечами:

– Телефонную связь тут не сделать.

Зиберт продолжает:

– Тогда нужны вестовые. У пехоты ведь всё то же самое. Я не возьму на себя ответственность сделать хоть один выстрел, не зная точно, где наша передовая позиция.

Штиллер поправляет воротник:

– Если капитан позволит, я пойду сам.

– Кого берете с собой?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное