Будущее ностальгии

Владимир Набоков покинул Россию в 1920 году на судне с именем «Надежда», но вернуться назад ему было уже не суждено. Отец писателя был убит в 1922 году убийцами правого политического крыла. Младший Набоков сделал выбор оставаться вне политики, хотя либеральные идеалы его отца получили неожиданные реверберации в его литературном творчестве. В Берлине Набоков создал писателя Владимира Сирина, известного в сообществе русских émigré благодаря своей лирике и смелой современной прозе. Сирин совершил творческое самоубийство в момент рождения англоязычного писателя Владимира Набокова, который увековечил своего погибшего русского сводного брата во многих своих американских романах. Набоков три четверти своей жизни провел в изгнании — в Германии, в Соединенных Штатах и в Швейцарии. Постоянно возвращаясь к своему дому в своих произведениях, Набоков никогда не испытывал искушения посетить Советский Союз — ни в 1930‑е годы, когда на него вышел один предприимчивый советский почитатель, обещая ему полную творческую свободу по возвращении на родину[656], ни в 1970‑е годы, когда многие из бывших изгнанников, включая сестру Набокова Елену, путешествовали, возвращаясь в Ленинград в качестве туристов. Запрещенный на протяжении шестидесяти лет в Советском Союзе, Набоков стал «писателем перестройки», впервые получив известность благодаря скандальному американскому роману «Лолита», и затем вновь открытый в качестве русского писателя. Возможно, набоковский музей дает писателю еще один шанс на возвращение домой.

Я смотрю на Большую Морскую из эркера будуара матери Набокова. Отсюда в разгар революции юный Владимир впервые увидел мертвеца, уносимого прочь на носилках, и «с этой ноги норовил кто-то из плохо обутых товарищей стащить сапог, а несущие отгоняли его пинками и плюхами»[657]. Здесь все еще можно увидеть место, где у мадам Набоковой располагался тайничок с драгоценностями, куда набоковский швейцар Устин привел революционных солдат. Это был тот самый «отменно продажный Устин», который когда-то служил секретным посыльным между молодым Владимиром и его юной возлюбленной.

— Внуки швейцара Устина недавно предложили нам выкупить обратно эти краденые драгоценности.

— И вы их выкупили?

— Нет, к сожалению, мы не можем себе это позволить.

В настоящее время музей существует вопреки всем финансовым препонам, на голом энтузиазме и отдаче своих основателей, давних исследователей Набокова, которые продолжали свои изыскания с советских времен. Музею недостает финансирования, и он смог позволить себе занять всего несколько комнат в бывшем доме писателя.

В советские времена дом-музей писателя всегда считался почтенным учреждением. Официальные классики имели намного более комфортные условия проживания, чем среднестатистические советские граждане. Здесь жизнь писателя, наполненная тревогами, отчаянными мечтами, судьбоносными событиями и неоконченными произведениями, обретала черты идеального сценария. В витринах демонстрировалась ностальгическая реконструкция жизни автора, заведомо лишенная каких-либо недосказанностей, — впрочем, субъект этой заново воссозданной жизни больше напоминал официозного писателя-призрака и, как правило, имел мало отношения к образу реального человека. В то же время дома-музеи непременно становились чем-то большим, чем привычные места для проведения обязательных школьных экскурсий. Это были любимые городские достопримечательности, настоящие ностальгические оазисы посреди города, своеобразные памятники другим масштабам и темпам течения жизни. Посетитель каким-то образом должен был ощущать, что между интерьером покинутого дома писателя и его личной творческой биографией существует особая связь, наличие которой превращает посещение музея в своеобразное паломничество на обетованную землю искусства. Музей Набокова был организован в тот самый краткий период времени, когда идеалистические культурные устремления гласности и перестройки еще не были порушены диким западным капитализмом конца 1990‑х годов.