Разом все устремил в беззащитное сердце юницы,1097
Вмиг разлился огонь у нее по жаждущим жилам,
Члены до мозга костей пронизал безумия трепет:
Словно фригиянка, звук самшита идейского слыша,1098
Но площадям городским злосчастная мечется дева.
Не умащает кудрей благовонный бальзам азиатский,
И не обута нога Сикионской красною кожей,1099
Шагом неверным она поспешает, не зная дороги:
То к родимым стенам придет, как будто на башни
В небо взлетевшие ей, обездоленной, хочется глянуть,
То, безутешно скорбя, воротится в терем высокий,
Средь отдаленных костров, горящих во вражеском стане.
Прялка наскучила ей, златые забыты уборы,
Нежным псалтыри струнам суждено молчанье немое,
Мягкий уток прибивать перестало ливийское бердо,1100
Не обретает она утешения скорби великой.
Чахнет иссохшая плоть, снедаема смертной тоскою,
Муке своей вослед устремляется дева, гонима
Гибельным роком на путь, открытый чудовищной страстью:
Дабы украдкой врагу послать подарок желанный,
Ибо иного пути злосчастной судьба не открыла.
Иль по неведенью грех свершился? Преступную деву
Добросердечный винить не хочет и ей оправданья
Ты же, о Нис-отец, когда сровняют с землею
Город твой, не обретешь приюта средь башен высоких,
Дабы сокрыться в гнезде поднебесном, также взовьешься
Грозною птицей — а дочь нечестивая долг свой заплатит.
Вы, чья звонкая песнь оглашает чащу лесную
Или просторы морей! О милые странники неба,
Радуйтесь! Также и вы, чьи члены жестоким законом
Рока преображены, о вы, давлидянки младые,1101
Дабы царственных птиц умножалась стая — с орланом
Вместе взлетела скопа. Красой возносились вы древле,
Ныне в небесную высь быстрей облаков возноситесь:
Там эфирный чертог орлана гордого примет,
Сладкий сон охватил усталого Ниса, смежились
Очи его: покой охраняла с рвением тщетным
Стража, неся караул бессонный у запертой двери.
А между тем воровски покинула терем безмолвный
Вместе с прохладой ночной глотая горькие слезы.
Вот, шаги приглушив, на цыпочках тихо крадется
К опочивальне отца, рукой дрожащей сжимая
Ножницы. Вдруг без сил застыла, объятая страхом,
Ибо, уже на порог взойдя, у спальни отцовой
Остановилась на миг преступная дева и к звездам,
В небе мерцающим, взор обратила, дары обещая
Вышним богам, но те отвергли обет нечестивый.
Робкие Сциллы шаги (ибо та, но ступеням поднявшись
Мраморным, у косяка зазвенела медным засовом) —
Крепко хватает она в бессилье поникшую деву,
Молвя: «О радость моя, питомица милая! Знаю,
Не без причины кровь лихорадкой отравлена бледной,
Да и к деянью сему не причуда тебя вынуждает!
Иль заблуждаюсь? Хочу, о Рамнусия,1104
впасть в заблужденье!Но тогда почему не вкушаешь ты вакховой влаги
Что среди ночи тебе у отцовой делать постели?
Ночью людские сердца от забот отдыхают постылых,
Ночью даже река смиряет текучие воды.
Мамке бедной ответь хоть сейчас — не хотела ты прежде
Близ дивнокудрой главы родителя шаг замедляешь?
Горе мне! Иль помрачен твой рассудок преступным безумьем
Тем, что некогда взор аравиянки Мирры1105
застлало?Ах, ужели грехом (охрани от него Адрастея)1106
Если ж иная любовь твою душу страстью терзает
(Ибо знакома и мне Аматусия1107
— признаки страсти,Что истощает тебя, разглядеть давно я сумела),
Если в сердце твоем невинной влюбленности пламя
Ей обязана я тобою, питомицей милой:
Все обещаю труды претерпеть, которых достойна
Иль недостойна, все одолею — лишь бы не видеть,
Как в великой тоске ты, горькая, сохнешь и вянешь».
Бедную деву спешит окутать, ибо дрожала
Та средь прохлады ночной в шафранной тунике нарядной.
Щеки, что влажны от слез, целует ласково Карма,
Дщери приемной беду узнать желая, но слова
На непослушных ногах не вернулась под кровлю родную.
Мамке юница в ответ: «За что меня ты терзаешь?
Да и зачем тебе знать причину злого недуга?
Нет, не людская любовь в душе моей возгорелась,
Не влюблена я в отца — напротив, мне все ненавистны!
Ах, не люблю ничего из того, что должно быть любимо,
Призрака родственных чувств не приемлю более сердцем,