Булат Окуджава: «…От бабушки Елизаветы к прабабушке Элисабет»

Бабушка Федосья продолжала пилить внука: иди, мол, попробуй восстановиться в институте, объясни им, что сын за отца не отвечает. Пилила, пилила, ну, он и пошёл. И его арестовали прямо в институте. Федосья Тариэловна когда-то, ещё до революции, ходила на свидания с Мишей Окуджава в Кутаисскую тюрьму, потом к дочери Вере, и вот теперь очередь внука пришла.

Сначала Гиви обвиняли только в недоносительстве, но потом, при обыске, нашли старый отцовский пистолет, который в прошлый раз не заметили. Начались допросы. Требовали, чтобы он сознался, а он не знал, в чём. Следователь заставлял его делать по девятьсот приседаний, а когда Гиви терял сознание, его обливали холодной водой, и всё начиналось сначала. Держали в тёмной одиночке — ничего не видно, ничего не слышно…

Он рассказывал потом, что был на грани сумасшествия, не понимал, что происходит. И всегда повторял, что его спас человек из соседней камеры.

Сидел Гиви в своей одиночке в полном отчаянии и вдруг услышал, что в стену кто-то стучит. И голос: «Студент, студент, я Мамед-баянист». Был в Тбилиси такой известный баянист, на свадьбах играл. И стал он Гиви говорить: ты не волнуйся, мол, завтра тебя в бане помоют, потом то будет, потом это, а потом тебя отпустят. И всё произошло, как обещал Мамед, — кроме последнего. Но Гиви уже успокоился.

26 марта 1939 года его осудили на пять лет по двум статьям — за недоносительство и за хранение оружия.

^{Справка об освобождении Гиви. Архив семьи}

Жена его Аня осталась одна. Она ждала ребёнка. Но от потрясений что-то пошло не так, и родившийся мальчик вскоре умер.

11

После ареста Михаила Нина, оставшись с тремя детьми на руках, была совершенно подавлена. Теперь они жили в маленькой комнатке на Лермонтова, 22. Дети спали, где придётся: один под столом, другой на столе, третий на буфете. Уже начался страшный 1937 год, и ей бы сидеть тихо, не высовываться, но она всё пыталась что-то сделать, чтобы вызволить мужа. Просила оставшихся на свободе друзей Михаила помочь ему, но с каждым днём их становилось всё меньше — их тоже забирали одного за другим. Да и кто отважится помогать? Вон племянник тёти Федосьи, Владимир Мдивани, работавший в НКВД, попробовал выяснить что-то у коллеги о своём родственнике Михаиле Окуджава, когда того только собирались арестовать. Коллега этот, Александр Хазан, тут же доложил начальству, и Владимира Мдивани выгнали из органов, а вскоре арестовали и расстреляли.

Нина не знала, что придумать, чтобы смягчить сердце Берия, и однажды решила даже послать детей к нему на приём. Долго репетировали: как подойти, как поздороваться, как поговорить… Дядя Лаврентий, конечно, пожалеет их… Приободрит добрым словом, что-нибудь придумает…

И они втроём пошли к нему — Натела, Арчил и Важа.

Подошли к дому, позвонили, охранник велел подождать. Долго ждали. Через стеклянную дверь видно было, как кто-то пошёл докладывать, потом вернулся. Наконец дверь открылась, вышел охранник и грубо велел им убираться отсюда, пока целы.

Зря только репетировали.

Так ничего и не добившись, Нина увезла детей на лето в деревню в Чиатурском районе. Каждое лето они проводили здесь, и дети очень любили этот дом, всегда с нетерпением ждали поездки.

Это был старый родительский дом Нины. И Нина, и сёстры её Анна и Людмила родились здесь. Здесь впервые они пошли в школу, здесь прошла их юность. Дом был крепкий, добротный, в два этажа, он и теперь ещё стоит, и дети Михаила Окуджава и Нины, внуки их и правнуки бережно за ним ухаживают.

…Но тогда совсем с другим настроением ехали они сюда. Нина, как могла, пыталась скрыть тревогу от детей, но у неё это с трудом получалось, и они, маленькие, тоже что-то чувствовали и вели себя тихо, старались не шуметь. 9 июля Верховный суд Грузии за один день в закрытом заседании рассмотрел дело Б. Мдивани, М. Окуджава, М. Торошелидзе, Г. Курулова, С. Чихладзе, Г. Элиава и Н. Карцивадзе. Дело рассматривалось в соответствии с декретом от 1 декабря 1934 года, то есть без защитников, без права апелляции и с немедленным приведением приговора в исполнение.

Подсудимые были обвинены в «шпионской, вредительской и диверсионной работе», которую они вели «в пользу фашистских кругов одного иностранного государства», и в «подготовке террористических актов», о чём и было сообщено в газете «Заря Востока» на другой день.

А уже в следующем номере «Зари Востока» вся первая страница была отдана требованиям трудящихся — расстрелять осуждённых. На последней же, в «Хронике», мелькнуло маленькое сообщение о том, что приговор приведён в исполнение ещё накануне.

Газету принесли Нине.

^{Последний снимок с мамой. Нина Модебадзе со своими детьми Важей, Арчилом и Нателой Окуджава, <1963–1964>. Архив А. М. Окуджава}

Вспоминает Арчил Окуджава, которому тогда было девять лет: