Булат Окуджава. Вся жизнь — в одной строке

Вот в позапрошлое воскресенье у всех любящих поэзию москвичей был праздник. И не потому праздник, что более полутораста поэтов, и широко известных, и совсем молодых, выступили в 26 празднично разукрашенных книжных магазинах перед своими читателями, надписывали свои автографы на стихотворных сборниках, завязывали разговор о стихах. Нет, не только поэтому. Главное, что в этот день в разных концах города прозвучало много хороших, настоящих стихов, а услышать или прочитать столько новых хороших стихотворений — это действительно праздник.

И если бы вы видели, как переполнены были магазины, как жадно ловили читатели каждое слово поэта, как горячо аплодировали… нет, неправда, что народ у нас не любит поэзии!

В этот день на прилавках появилась необычного вида книга, в ярко-оранжевой, красной, зелёной и синей обложках, испещрённых автографами её авторов — «День поэзии». Калужане, вероятно, уже познакомились с нею. Книга эта — очень интересное явление в нашей поэзии, свидетельство её богатства и разнообразия.

Нам кажется, товарищи, талантливые стихи сами по себе, уже своим фактом опубликования становятся «критикой» всего серого, холодной риторики, рифмованных общих мест, которые — что греха таить — при другой поэтической погоде сходили у нас за стихи. Да и сейчас их в Москве и, наверное, в Калуге из-за невзыскательности редакторов иногда печатают в газетах. Нельзя этого делать, дорогие друзья, это не безразличная вещь. Ремесленно зарифмованные, пусть даже самые правильные идеи отбивают у людей охоту читать стихи, отучают от настоящей, смелой, правдивой, страстной, образной поэтической речи.

Советская поэзия не отказалась и не откажется от тех идейных завоеваний, которыми она по праву гордится и которые связаны с именами Маяковского, Блока, Багрицкого, Тихонова, Светлова, Симонова, Антокольского, Твардовского, Мусы Джалиля, Тычины. Бажана, Тельвитеса и других замечательных поэтов.

Но отстоять и упрочить эти завоевания можно, только двигаясь вперёд. Для этого нужна нетерпимость к холодному ремесленничеству, высокая ответственность поэта за свой труд и смелость творческих дерзаний. Поэт начинается со своего поэтического отношения к жизни. Это непременное условие всякой подлинной поэзии. Его-то и надо требовать от каждого стихотворения, а у нас некоторые перестраховщики изгоняли именно это.

Мы уверены, дорогие товарищи калужане, что вы вместе с нами порадуетесь появлению и в книге «День поэзии», и в книге «Литературная Москва», и в сборниках «Стихи 1956 года», «Стихи 1955 года», и в журналах новых поэтических произведений разных и ярких поэтов всех поколений — Я. Смелякова, В. Луговского, Н. Заболоцкого, А. Твардовского, Л. Мартынова, Р. Рождественского, Е. Евтушенко, В. Бокова, М. Зенкевича, М. Луконина, П. Васильева, С. Гудзенко, С. Чекмарёва, А. Недогонова. М. Цветаевой, Б. Пастернака.

Мы нарочно перечисляем эти имена безо всякого порядка, или, вернее, в том порядке, как они приходили нам в голову, и с радостью признаёмся, что каких-то очень ярких и одарённых поэтов не упомянули. Всех не упомянешь. Их очень много. И это наше, товарищи, счастье.

Вот он, сегодняшний День нашей поэзии!

Конечно, у каждого из вас есть особенно близкие и любимые поэты. Одному по сердцу суровая откровенность лирики Ольги Бергольц, другому полюбились стихи Дмитрия Кедрина. Иначе и быть не может. Люди разные, разные у них и вкусы. Но важно другое: все эти и многие другие поэты. Названные и неназванные, — настоящие поэты, и народ их поймёт и оценит.

Позвольте же нам, дорогие товарищи калужане, пожелать вам в ваш День поэзии встретить своих поэтов с открытым сердцем, и чтоб поэзия не чадила, а горела ясным высоким огнём!

Без подп. // «Молодой ленинец». 1956. 14 октября.

XXVIII Валентина Шмелькова. Никогда Калуга не была такой поэтической…

Поэзия измены не прощает. Чтоб стать любимым — ей надо отдать всю жизнь. Это говорил мне однажды Булат Окуджава. Как он всегда был прав, этот такой же учитель, как и я, в одной из школ г. Калуги.

А познакомили нас стихи. Их пишут миллионы людей, но мало среди них тех, кто к высокому слогу приравнивает жизнь.

Сколько у него было редких книг! Он приносил их столько, что и за месяц не осилишь, а вернуть надо было через неделю. Его образованность всех нас делала школьниками.

Наше поколение обиженного войной детства имело удивительную способность приспосабливаться к любой обстановке: зубрить в автобусах, поддакивать преподавателю, когда не знаешь, о чём речь, и прятать ноги под стол в зашитых балалаечной струной тапочках. А университет только даёт право войти в класс, где перед тобой — сорок глаз. И мы учились. Куда мы только ни залезали за чужим умом, но везде слова, слова, паутины слов…