Первым это заметил Александр Александрович Фёдоров. Он вытащил меня к себе, говорит: «Булат, я всё знаю, я всё вижу, вы с Сашкой пропадёте. Значит, так решаем: мы вас будем спасать. Сегодня у нас явочная квартира на улице Достоевского, вот там такой пароль (тук-тук), приходите с Сашкой, будем все думать». Мы входим в тёмную прихожую, пароль простучали, входим в квадратную огромную красивую старинную комнату с огромным столом. И за столом сидит вся учительская во главе с Александром Александровичем. Нас посадили: меня посадили с Колей Симоновым (прекрасный тенор), Сашку куда-то ещё. По нашим кандидатурам проголосовали и решили нас принять в это сообщество. Я был тогда в Калуге один, я, конечно бы, пропал, если бы не эта компания учительская. Я был сыт, мы пели, гитара была, я три аккорда как-нибудь играл, мы с Колей Симоновым пели: «Не искушай меня без нужды». Я пел вторым голосом, это была счастливейшая пора.
Ну, вот, оказывается, действительно физрук со словесником целых полгода безнаказанно увлекались водочкой с пивком «под шарами». Но почему я так уверенно про полгода говорю? Да дело в том, что, повторюсь, Симонов только сейчас, в новом учебном году в школу пришёл.
Здесь Булат Шалвович немножко лукавит, по обыкновению, насчёт своего одиночества: «Я был тогда в Калуге один». Нет, вольно или невольно он запутывает себя и читателей — в предыдущие полгода он действительно был один, но не сейчас, когда Галина уже тоже перебралась в Калугу и тоже получила место учительницы. Правда, в другой школе.
Лечение от алкоголизма в новой компании было нетривиальное — на явках тоже выпивали. Понемногу, правда, а потом пить переставали и начинали петь.
Не знаю, возможно, это действенный метод, но я бы не стал его рекомендовать практикующим наркологам.
Ну да бог с ними, с эскулапами, мы вот-вот к новой работе Галины Васильевны подойдём. Сейчас же нам надо закончить с явочной квартирой на Достоевского, и для этого снова дадим слово Булату Шалвовичу в изложении Владимира Соловьёва:
Было две истории, связанные с этой явочной квартирой. У Александра Александровича была жутко ревнивая жена Евдокия. Он ей всё время говорил, что он уходит на партсобрание, а где партсобрание, конечно, не говорил. Однажды она его выследила, и через час после того, как они уже приняли всё необходимое и начали петь песни, раздался грохот в дверь. Был слышен её голос, и мы решили Сан Саныча спасать. Мы связали несколько простыней, и пока там был стук, втроём — с Сашкой и с ним — вылезли в окно, довели его до дома, открыли через форточку окно, внесли его, положили на постель, поставили всё аккуратненько, закрыли и ушли. Как выяснилось потом, как он рассказывал, Евдокия неделю просила у него прощения. Вот такие были истории там. И ещё — выезжали в лес всей компанией, и кто-то из нас даже в белоснежном костюме (или так казалось). А как обратно возвратиться — не позаботились. Проголосовали попутку и, когда залезли в кузов, оказалось, там перед этим везли уголь. Мы были такие чёрные, хохотали, друг на друга глядя.