Булатный перстень

Как странно, думал Михайлов, как причудлива судьба! Считается, что масонское братство сильнее даже моряцкого, а вот выдернули из ложи человека, который силой своей риторики и мрачной фантазии держал вокруг себя людей крепче, чем старший брат, адмирал Грейг, и вот рассыпалось братство в один миг! Вместо него – толпа весьма напуганных людей, ведь никто из них не знал, как поступит Ржевский со сведениями, добытыми этой ночью.

Тут к Михайлову подошел молодой масон. Он уже избавился от белого плаща, под мышкой держа довольно большую шкатулку, в другой руке – матросский сундучок с кольцом в крышке.

– Я вас знаю, вы с «Мстиславца», – сказал он. – Я – Голенищев-Кутузов с «Ростислава».

– Адъютант адмирала?

– Да. Мне нужен господин Ржевский. Не знаете ли, где он?

– Вон там, провожает княгиню.

– Благодарю. Послушайте…

– Что? – Михайлов был не расположен беседовать с масоном и готов на всякую грубость.

– Думайте обо мне, что хотите, но у Гогланда я дрался честно. На верхнем деке пушкарями командовал. Я тогда сделал свой выбор…

– А сюда для чего пришли?

– Слово дал адмиралу: он послал меня с победной реляцией в столицу и велел передать бумаги «Нептуна» и печать на сохранение. И вот я не знаю, как с ними теперь быть.

– Ерофеев! Усов! – Кричать Михайлов умел – в бурю и не так еще доводилось голос повышать.

Но первым подошел Новиков.

– Ну, кажись, обошлось, – сказал он. – Скоро ли мы отсюда уберемся?

– А что такое?

– Домой пора. Сам знаешь, у меня там прибавление семейства. Девица эта, Поликсена, после родов никак не опомнится, бабы кормилицу привели, она за дитя трепещет. А я за нее беспокоюсь – сама ж еще совсем дитя. Надо ж, как Господь ее в мой дом привел…

– Послушай, Володька, не до детей мне сейчас. Там где-то у пруда прячется тот мерзавец, что перстень у меня стащил, – загадочно, чтобы не понял адъютант Грейга, сказал Михайлов. – С ним еще четверо дуралеев. Поди с господином мичманом, присмотрите там за ним, пока Ероха с Ефимкой не подбегут.

– Ладно. Ты не знаешь, что означает имя «Поликсена»?

– У попа спроси.

– Экий ты сердитый. Идем, господин мичман, – позвал Родьку Новиков. – Коли что – свисти щеглом. Хотя щеглы ночью, сдается, спят…

Они, огибая павильон, пошли к пруду, а за спиной Михайлова что-то очень быстро прошуршало. Он вскочил, развернулся, но увидел лишь стриженые кусты, и ничего более.

– Сердитый… – пробормотал Михайлов. – Станешь тут сердитым…

Собственно, все, ради чего прибыли на Елагин остров, было выполнено. Однако скопилось недовольство, главной причиной которого, возможно, был Нерецкий. Если бы Александра предпочла, скажем, капитана первого ранга, и не с фрегата, а с линейного корабля, и не с простой фамилией Михайлов, а какого-нибудь Нарышкина-Трубецкого-Волконского-Юсупова, можно было бы понять: выбран лучший. Что хорошего в Нерецком – Михайлов, хоть убей, не понимал.

Он мог бы задать себе вопрос: а за что вообще дамы любят кавалеров? И вовеки не нашел бы ответа. Но любовь к Нерецкому была, по его мнению, странной: то, как Александра стояла рядом с любовником на коленях, как шептала ему в ухо, тоже не соответствовало понятию Михайлова об отношениях мужчины и женщины. Даже то, что Александра, рискуя жизнью, пробралась на тайное масонское собрание и устроила там сперва торговлю из-за писем, потом стрельбу, восхищения у Михайлова не вызывало. Не женщина мужчину должна от смерти спасать, а наоборот!

– Крестненький! – окликнул Ефимка. – Вот ты где!

– А твой дружок Ерофеев куда запропал?

– Да вот же он. Я его перевязал. Рана пустяковая, кожу разрезали.

– Идем, – сказал Михайлов Ефимке с Ерохой. – Надобно изловить тех, что ушли через башню.

Ефимка задрал голову.

– Как же они оттуда спустились? – удивился он.

– Во-первых, всякий моряк с такой высоты запросто спустится, – гордо сказал Ероха.

– А во-вторых, глянь – вон веревка болтается, – добавил Михайлов. – С веревкой и ты бы слез. Что это у тебя, Ерофеев?

– Фальшфейеры. Эти господа их привезли штук десять для часовых. Я внизу нашел.

– Хм… Ну, коли факелов нет, хоть это адское пламя…

Перед павильоном, на открытой площадке, было довольно светло – кто-то из лакеев княгини Шехонской нашел на стене у двери кольцо и пристроил туда факел. Но в двадцати шагах от площадки, за углом павильона, под кронами деревьев, уже царствовал натуральный мрак.

– Осторожнее, крестненький, – сказал Ефимка. – Не грохнись ненароком.

– У меня глаза, как у кота, – отвечал Михайлов. – Ночью вижу не хуже, чем днем.

Выйдя из-за деревьев, он увидел пруд. Посередке, как было условлено с лодочником, болталась лодка. Михайлов вспомнил, что в ней все еще лежит связанный часовой, и усмехнулся – часового неплохо бы сдать Ржевскому, он много может наговорить.

Раздался свист, мало похожий на трель щегла. Михайлов отвечал, как умел, и минуту спустя появился Родька.

– Они там, вон там, – показал он. – Где мостик через канал. Совещаются, но ничего не слыхать. Владимир Данилыч зашел с другой стороны.

– Лодки у них там нет?

– Нет, точно.

– Могут уйти вплавь. До материка – пара сажен.

– Так нужно звать нашу лодку! – воскликнул Ероха.