Его красивое лицо исказилось. Он весь пылал гневом, справедливый и правильный. Наверно, Донно должен был ощутить себя поганым сыном доброго семейства? Раньше Константин побаивался ссориться с ним, приятельствовать пытался.
— А ты меня не пугай, — так же тихо ответил Донно и встал: Константин был немного ниже.
Тот не стушевался.
— А то — что? Прошло твое время. Ты спекся. Пустое место.
— Эй-эй, мужики, — вмешался Сова, — ладно вам. Ну! Разойдитесь.
— Ты тоже не зарывайся, — мрачно ответил Константин. — У себя дома командуй. Здесь тебе не светит.
Но все-таки что-то в голове у заместителя еще работало, и он поспешил покинуть кабинет — Сова уж слишком напрягся. Заводился он с трудом, но уж если завелся, остановить его мало кому было под силу.
— Лучше бы шеф себе симпатичную секретаршу завел, задолбал уже этот ублюдок, к бесам его в королевство, — с глубокой досадой сказал Сова. — По ходу, уже сидит на месте шефа, в своей дурной голове. Приказы раздает. Надо ребятам сказать, пора с него сбивать гонор.
Он еще долго бурчал и ворчал, а Донно вернулся к бумагам, которые действительно воспринял, как прощение. Гиблое дело, сколько был не листал, только больше убеждался, что висяки совершенно мертвые. Артемиус наказал его, — и значит, закрыл этот вопрос.
Как и Констатину, Донно было интересно — почему шеф не гонит бесполезного сотрудника поганой метлой. Но прямо спрашивать об этом не стоило. Кто знает, что у старика на уме. Рушить хрупкое равновесие и надевать себе петлю на шею Донно не хотел.
Не сейчас.
Шеф забежал часов в шесть, перед уходом, чтобы почитать тетрадь. Отвлекаясь на телефонные сообщения, которые слала ему дочь, пробежал глазами последние записи и постучал острым ногтем по странице:
— Кто сегодня приходил? Чей это почерк? — не дожидаясь ответа, принюхался, дернул головой, как пес, ухвативший добычу. — А, я и забыл. Пацан этот, Унро.
Он еще немного посидел над тетрадью, что-то вспоминая, потом попрощался и ушел. Любопытные стажеры тут же рванули смотреть, чем так заинтересовался Артемиус.
— Что там? — спросил Сова.
— Да ну, — разочарованно отозвался Мирослав. — Я думал, сон интересный или еще что. А тут просто этот Унро написал напротив сна шефа: «Нужно знать, за какое дело ругал Солнцеликий». И шеф снизу галочку поставил.
С работы Донно ушел раньше обычного: теперь от дежурств он был освобожден. Разминая затекшие плечи, шел к машине и думал, не стоит ли договориться с начальником тренировочного комплекса. Уровень уровнем, а тренироваться все равно надо.
Надо ли?
Ладно, об этом завтра.
Сегодня Донно ехал на пустырь, у замороженной стройки. Знакомиться с призраком, о котором писала Энца и рассказывал Джек.
Когда-нибудь эти двое оставят его в покое?
Спрятанные и потерянные
Уже давно никто не приходил. Никого не приводили.
Тьма давила, но Касьян отчего-то знал, что она лжива.
На самом деле ее не существовало.
В тот вечер, когда забрали Жука, Касьян долго прислушивался, рискнув подобраться к двери — обычно мальчики боялись это делать, Придурковатая, да и Белая тоже, сразу как-то узнавали, прогоняли. Тогда же им было не до того, и Касьян с ликованием слушал приглушенные толстой дверью взвизги и вопли.
Белая внушала им больше всего ужаса, и мальчишки заранее решили, что раз непонятно, что из них колдует, надо бить до кого дотянется рука. Маги тоже люди, и от боли могут растеряться.
Брань и крики отдалились и резко смолкли: где-то там была еще одна дверь, или больше, что отделяли их от настоящего мира.
Касьян подумал, что в это время мама уже должна была прийти с работы. Наверно, ругает отца, за то, что тот забрал Маринку из сада, но ужин не приготовил. Или еще за что-нибудь ругает. Она всегда ругается, когда устает.
Перехватило горло, и Касьян едва задавил всхлип. Если он вернется, он станет делать все-все, что мама просит. Пусть ругается, пусть даже подзатыльники дает. Главное, что он будет дома.
Жук не вернулся за ними, вместо этого глухо хлопнули двери, и от звуков невнятной речи Касьян отпрянул в свой угол, опасаясь попасть под горячую руку.
Разобрать, о чем говорят там, он не успел. Их привычно придавило жуткой тяжестью, а потом все отключились.
Когда Касьян пришел в себя, одной щеке было горячо. Удушающе пахло мочой, пылью и еще чем-то непонятным, горьким, как лекарство. Когда Касьян зашевелился, затекшие руки и ноги заныли, потом по ним побежали иголочки, от которых он взвыл.
Тепло переместилось на руку, и Касьян вдруг подумал, что больше всего это похоже на солнечный зайчик. Только солнца не было. Он ловил и ловил теплое пятно руками, пока остальные приходили в себя, плакали и ощупывали новое помещение.
Солнце светило сквозь какие-то окошки наверху. Не дырки — иначе был бы сквозняк.
Вот только Касьян его не видел.
«А гвоздь-то где?» — спросил Жук шепотом, и Касьян вздрогнул.
Жука рядом не было — мальчик внимательно ощупал вокруг себя. Да и не могло быть. Он ведь сбежал?