Бумажные доспехи

Гвоздь вот был на месте. Касьян, гордясь выдумкой, потрогал пояс — под грязной и уже липкой на ощупь одеждой, чувствовалось продолговатое утолщение. Касьян засунул гвоздь в дырку для резинки на трусах.

Не теряя времени даром, он добрался до ближайшей стены и ощупал ее.

«Надо такое место, чтобы легко найти потом было, приметное», — сказал за плечом Жук, и Касьян согласно кивнул.

Пальцы скользили вдоль обитых каким-то грубым материалом стен. Из прорех торчала жесткая вата, коловшая пальцы.

Яма

Недостроенное здание пестрело всеми цветами радуги. Старались местные недооцененные художники. Кое-где из-под виньеток и надписей проглядывали зеленые лучи солнца — память от ныне уничтоженной Лиги защитников искаженных.

Донно прошел по периметру, осматривая местность. Накануне подмораживало, и серая земля была твердой, храня многочисленные отпечатки ног, человеческих и иных.

Полная очистка в прошлом году ни к чему не привела — со временем пустырь вновь наполнился паранормальной жизнью, и патруль регулярно наведывался в это место, чтобы держать под контролем всех незваных гостей.

Все это Донно знал из оперативной сводки по местности, которую по его просьбе составил Унро.

Найти яму оказалось легко, хотя Донно уже плохо помнил ее расположение — в прошлый раз он был тут больше десяти месяцев назад и ночью. Бурьян высох и тоскливо трепетал на ветру коричневыми голыми остовами, уже не скрывая широкую дыру в земле.

Донно спустил в яму одолженную в хозяйственном отделе лестницу, и осторожно спустился. Правая рука все еще болела, но Донно накануне попросил медсестру из медблока потуже забинтовать и надел сверху перчатку.

В яме было сыро. От стен тянуло плесенью, хотя стенки ямы промерзли до каменной твердости, и никакой плесени тут и в помине не могло быть.

Донно бросил наземь подушку из машины и присел, поглядев на часы. Вот-вот стемнеет, и скоро пустырь наполнится не-жизнью.

В сумке Донно лежала тщательно завернутая в кусок кожи фальката — больше для спокойствия, с раненой рукой он мало что мог сделать, — несколько рабочих амулетов обнаружения и бутылка воды. Донно казалось, что он полностью приготовился ко всему, и откинувшись спиной на стылую землю стен, он невольно вспомнил то, как об этом рассказывала Энца.

Бережно разматывая ленты воспоминаний, Донно вновь разглядывал прошлое, возвращая все мельчайшие детали, сохранившиеся с того лета. Прежде он старался не делать этого — было слишком больно.

Здесь и сейчас это казалось неожиданно уместным.

После того, как техники поисковой группы Якова обнаружили, где находятся напарники, Донно забрал Энцу к себе. Белая от усталости, обмякшая, с темной аурой — тогда он еще мог воспринимать ауры, — она едва разговаривала. И, кажется, тогда первый раз ночевала у него. Измотанный дикий зверек.

Еще раньше, при первой встрече, он замер, ощутив знакомый до оскомины рисунок эмоций. Похожий на свой собственный — еще раньше, много лет назад, когда его увезли в детский центр.

Грязную историю с его отцом полоскали во всех газетах и журналах. Мать забрали в лечебницу через неделю, когда стало понятно, что она не в себе, а его увезли в детский центр. Влиятельные знакомые отца замяли дело, и Донно-подростку ничего не было. Правда, под надзором Дисциплинарного комитета он находился до совершеннолетия, а разрешение на обучение боевой магии не выдавали несколько месяцев, гоняли от комиссии к комиссии.

В то время Донно сознательно закрывался от мира. У него не было друзей — и не могло быть. Отравленную кровь, текущую в своих жилах он порой ощущал слишком явственно. Да и однокурсники не особо стремились сблизиться, хоть кому-то он и был интересен, но скорее как опасная обезьяна из зоосада.

Чувство незащищенности, настороженность, дурные предчувствия и нежелание контакта — все то же самое он почуял у Энцы. Невысокая и хрупкая девушка, замерев, глядела на него, и у Донно на миг замерло сердце, когда воспоминания непрошено хлестнули его по лицу холодным ветром.

Тогда у него-подростка не оказалось никого, кто смог бы поддержать и закрыть собой от окружающего.

Теперь он мог сам кого угодно закрыть и защитить. Потом уже он понял, как ошибочно было его первое впечатление. Энца уже давно выросла, и к тому же была мастером боя. Сказать честно, против нее он бы и секунды не продержался. Но желание закрыть ее от окружающего дерьма, стать такой опорой, какой никогда не было у него, никуда не делось.

Память разворачивала перед ним необычайно яркие, детальные картины, и Донно хмурясь, вспоминал и то утро после сидения в яме, когда она скупо рассказала о произошедшем, и как они едва не поссорились — он хотел, чтобы девушка взяла выходной и отдохнула, а та упрямо настаивала, что все в порядке. Она удивлялась его заботе, не привычная к такому, а он сердился, не в силах объяснить, как ему больно при мысли о том, что она может еще больше пострадать.

Потом была эта история с умертвием, Алый турнир… пьяный, полный счастья август, когда она переехала к нему жить, и каждое утро он просыпался рядом с ней.

Стоп.