Бумажные летчики

Хотел бы я, чтобы у меня остались о ней другие воспоминания. Открытка, отправленная Лакуну из Дублина, я пишу, как вкусно мы едим и как ходим по пабам известных писателей, она пьет «Гиннесс» и наслаждается отдыхом, она купила мне новый лосьон после бритья с запахом эвкалипта и высказала пожелания по поводу моей стрижки, как-то вечером мы танцевали у памятника Оскару Уайльду, проходя через парк, я заметил, что она бросает долгие тоскующие взгляды на играющих детей, но мы, конечно, недостаточно долго пробыли вместе, чтобы говорить о таком. Я перечитываю и пытаюсь что-то нащупать.

Не помогает. Все исчезло.

116. Снова на улице – снег в глаза, снег в голове, шаг за шагом по нетронутому белому снегу, белое на белом с едва угадывающимися следами, только представь, представь, как ты идешь по улице, самой обычной улице, в Осло, Оме или Осаке, середина дня, летнее солнце или летний дождь, представь себе улицу, где тысячи окон стискивают свои серые челюсти, шаг за шагом, чем больше снега налипает на сапоги, тем тяжелее идти, итак, улица, и никто из квартиросъемщиков не выставляет напоказ повседневность, скрывающуюся за окнами, и ты можешь представлять себе, как они жадно следят за каждым твоим шагом, где призраки из шпионских романов и юношеских влюбленностей продолжают жить дальше, дальше, от одного фонаря к другому в зимнем сумраке, еще дальше, туда, где дым из каминных труб и тени от штакетника нашептывают о других дверях, других постелях, других обедах, где ты со всей ясностью и неизбежностью осознаешь последствия твоих же решений, понимая, что каждый шаг на каждом углу мог быть сделан иначе, обернись, оглядись, попробуй разглядеть признаки жизни в снежной пелене, улица, где твои мечты и сны считываются безмолвными датчиками и безымянными видеокамерами, сохраняются для безликой вечности, самая обычная улица, на которой ты внезапно вспоминаешь то утро много лет назад, такое же, как сегодня, с теми же фонарями и велосипедистами, мусорными баками и серебристыми облаками, тихое, совершенно тихое, как будто земля необитаема, случайный день, когда не произошло ровно ничего особенного, и потому такой важный, день, когда ты, идя по тротуару, слышишь, как позади тебя захлопываются стальные двери каждый раз, как ты поворачиваешь голову.

117. Лишь когда я увидел безупречную остроту бритвенного лезвия, я забыл все несущественное.

118. Сапоги лежат в коридоре. На них разводы соли, выдающие, что вчера я ходил по слякоти. И пока я раздумываю, не почистить ли их, до меня доходит – не в абстрактном и философском смысле, а очень конкретно, как обухом по голове, – что я умру. Несмотря на прогулки на свежем воздухе, тренировки в зале, капсулы с рыбьим жиром, регулярную чистку и пропитку водооталкивающим средством. Сделай завещание для дома твоего, но не забудь, что ты завещаешь его и дождям, и муравьям-древоточцам.

119. В ванной до сих пор висит одинокая бельевая веревка с пластиковой желтой прищепкой. Не думал, что в доме такие еще остались. Первое, что сделал отец, – купил сушильную машину. Бельевые веревки он больше видеть не мог. Веревка тонкая, но прочная – кажется, она могла бы выдержать канатоходца между двумя небоскребами, она гораздо крепче обувных шнурков или порванных на ленты простыней. Я отцепляю веревку от гвоздя и чувствую, как она ложится в руку – белая, тонкая и неподвижная, она вполне могла бы исчезнуть и раствориться в моем теле.