Бумажные летчики

Когда отец позвонил, я смотрел из окна на грязное футбольное поле, покрытые изморозью листья, на старый дуб, вокруг которого кто-то слишком туго обвязал стальную проволоку, так что со временем она погрузилась в ствол. Я ничего не сказал. А что тут скажешь. Мама всегда говорила, что носит в себе свое пожизненное заключение. Но прошел уже целый год с тех пор, как она вернулась домой, мы думали, жизнь вошла в свое русло. Перед глазами у меня маячила веревка, привязанная к крючку в ванной, протянутая сквозь темноту как белая путеводная нить, ведущая сквозь пространство, и время, и нейроны, и круг кровообращения, в некий день в отдаленном будущем, где она заканчивается узлом вокруг кокосовой пальмы на пляже, и какие-то подростки в татуировках пытаются удержаться на ней в десяти сантиметрах от песка, и у них почти получается – может быть, получится уже на следующей неделе.

120. Плакат: каждый имеет право умереть, но это необязательно.

121. Словарь путешественника: магическое зеркало. Изобретено во Франции в XVII веке. В гладкую зеркальную поверхность вставлены выпуклые широкоугольные линзы. Они удваивают, уменьшают, искажают зрителя. Различные комбинации линз дают разный эффект. Одна рассекает лицо надвое. Другая украшает тебя оленьими рогами, собачьими ушами или ослиной мордой. Руки удлиняются, животы раздуваются. Ты – податливый материал. Выставки и парки развлечений всегда готовы об этом напомнить. Следовало бы написать книгу о роли магического зеркала в культуре. Исследовать, какие формы самоуничижения были особенно популярны в ту или иную эпоху. Быть может, это положило бы начало новой науке о человеке. Можно было бы составить статистику монструозных трендов, как мы составляем биржевые прогнозы или ведем учет выданных книг в библиотеке. Результат получился бы любопытный. Лишь тот, кто вынужден улыбаться каждый день, любит гримасы.

122. На дне ящика до сих пор лежит открытка с фотографией М. Она сделала ее в парке аттракционов рядом с пляжем на острове Сент-Килда. На снимке М стоит перед магическим зеркалом – ростом она два метра, худая, как стебель сельдерея, с угловатыми кубистскими чертами. Я думаю, это единственная фотография, на которой она выглядит именно такой, какой видит себя сама. Даже глубокая складка у рта сглажена – она всегда улыбалась криво, словно простыня, слишком сильно натянутая с одной стороны – один уголок рта веселый, а другой грустный. Могу только гадать, как ее рот выглядит сейчас. Она пишет о погоде и температуре воды, какие места она повидала, о еде, о людях. И в конце добавляет: на самом деле, я всегда знала, что никто не может меня любить. Это не твоя вина. Никто не может заполнить дыру в том месте, где должна была быть моя душа. Подумай обо мне, когда найдешь ту, с которой захочешь прожить жизнь.

Пожалуй, написанному можно доверять. Во всяком случае, больше, чем моей памяти. Открытка так и осталась неотправленной. Даже имя и адрес получателя не вписаны. Утешает лишь то, что датирована она двумя годами раньше нашей встречи.

123. Она сделала это слишком поздно, сказал Лакун. Слишком поздно для того, что было единственно правильным.

124. Словарь путешественника: транзит (II). Это всего лишь промежуточное состояние. Оно скоро пройдет. Посмотри в зеркало и убедись, что ты постепенно исчезаешь.

125. Я прошел по следам Леопольда Блума в Дублине,

я нашел дом 221Б по Бейкер-стрит.

Я отведал печенье «Мадлен» – оно прилипло к зубам.

Я катался на колесе обозрения в парке Пратер —

люди внизу были как муравьи, и я пытался измерить

их жизнь в убытках и прибыли, как Гарри Лайм.

Я пробовал писать свою жизнь и ездил

по ночному шоссе, не выбирая направления и цели.

Я чувствовал кожей теплое прикосновение чьих-то пальцев,