– Проблема в том, что, если берешь на галеры рабов-протестантов, их требуется очень много – человек по шесть на одно весло. Так что Нокс ни на что особо не сгодился, когда дело дошло до настоящего труда. Только языком чесать умел. – Махоуни закинул ноги на стол и расстегнул пуговицу на воротнике.
– Зато делал это превосходно, – возразил Бентли. – Он многое изменил, задал новый курс человечеству. Утвердил новые догматы.
– Догматы-приматы, – хмуро кивнул Махоуни и опять пригубил скотча.
Потом наступила очередь Бентли, и какое-то время они сидели молча, передавая друг другу флягу. На безумно уставшего пастора виски подействовал как горячая ванна.
– За всех людей на свете! – наконец провозгласил он. – Они, мать их, делают все, что могут!
– Аминь, – поддержал его Махоуни.
Ощущая внутри живительное тепло, Бентли подвигал плечами, чтобы размять мышцы.
– Джон Нокс стригся под бокс, – хохотнул Махоуни.
Бентли тоже усмехнулся и картинно поднял брови. А затем пропел, очень похоже спародировав Бинга Кросби[53]:
– Ту-ра-лу-ра-лу-рал… – и опять рассмеялся.
Его челюсти как будто размякли, голова налилась тяжестью. Пастор перевернул флягу и с наигранным интересом изучил надпись на дне.
– «Пеп Бойс»[54], – прочитал он. – Это знак высшего качества! Захлебнуться мне дерьмом, если я не прав! – Подмигнув, он вернул флягу отцу Махоуни.
Внезапно зазвонил телефон. Всего два «дзинь» – и умолк. Бентли встал, попытавшись сфокусировать взгляд и уже сокрушаясь, что много выпил.
– Объект вышел из дома! – сказал он и выключил свет.
Внезапная тьма, казалось, усилила шум дождя. Какое-то время мужчины сидели молча. Через два уцелевших окна проникал свет садовых фонарей, отбрасывая призрачные, текучие отблески на пол.
– Прямо сейчас он сюда не явится, – заметил Махоуни. – Еще рано.
– Возможно, – согласился Бентли. – Но нам все равно следует быть начеку. Он знает, что мы серьезно за него взялись. Эдна Хэпплуайт сейчас у миссис Симмс, недалеко от Питчер-парка. Если он покажется на Элмонд-стрит – она…
Телефон вновь звякнул. Один раз.
– Это Эдна! – воскликнул Бентли. – Условный сигнал! Аргайл только что проехал мимо дома Симмсов – начал очередной рейд. Наверное, вы правы, и сразу он сюда не пойдет, но лучше нам подняться на колокольню и подождать там.
Пастор распахнул дверь сакристии. За окошком в холле виднелась мокрая улица, блестевшая в свете фонарей. Полночь еще не наступила. Соваться на колокольню было крайне рискованно. «Готов ли Аргайл рискнуть?» – задумался Бентли и на миг пожалел, что у них с собой «полароиды», а не бейсбольные биты.
– Главный вход заперт? – шепотом спросил пастор, хотя, кроме них с Махоуни, в церкви никого не было.
– Только на щеколду. Он сможет запросто поддеть ее кредиткой. Заднюю дверь оставим так же.
На столе дожидались два фотоаппарата и два тонких фонарика в виде авторучек. Махоуни взял себе фонарик и «полароид», а оставшуюся пару передал пастору. Затем оба направились через темный неф к двери, которая вела на колокольню.
Бентли дрожал. Его подташнивало.
– Вы будете наверху или внизу? – спросил он.
– Наверху, пожалуй, – ответил Махоуни. – Если вы не против, конечно.
– Ну, вообще-то, я моложе вас…
– Да, но вы устали. И почти не притронулись к рыбе, зато выпили порядочно.
– Мне-то все равно, убьют меня или нет. Я и так с Господом. А вот вы, будучи католиком, должны перед смертью искупить уйму грехов…
– Вероятно, вы правы, – улыбнулся отец Махоуни. – Но если он убьет вас, рядом хотя бы будет священник, чтобы проводить вашу душу на небеса. А если умру я – кто останется рядом? Протестант.
– Зато живой протестант, – усмехнулся Бентли. – Так что отправляйтесь-ка наверх. Помните план?
– Конечно, – отозвался Махоуни. – Караульте тут, внизу, а за меня не беспокойтесь.
– Как думаете, скоро он появится?
– Может, через час.
– Час – это еще ничего. Только Богом вас молю, не усните! И если телефон прозвонит трижды – это Эдна сообщит, что Аргайл вернулся к себе. Значит, отбой.
– Понятно, – кивнул Махоуни и отпер скрипучую дверь в колокольню.
Осветив фонариком лестницу, он начал медленно подниматься во тьму. Бентли закрыл за ним дверь, а сам юркнул в располагавшийся рядом чулан с метлами. Щелкнув фонариком, он сел на принесенный заранее табурет, бегло осмотрелся и поскорее выключил свет. Даже слабый луч из-под двери мог спугнуть Аргайла. Или того хуже. Пастор убрал фонарик в карман рубашки, а фотоаппарат положил на колени, с грустью подумав, что на табурете не хватает подушки.
Шли минуты. Бентли сидел во тьме, прислушиваясь к каждому шороху. За стеной вода с журчанием сбегала по трубе, а где-то над головой мерно падали капли – раз в двадцать секунд или около того. Видимо, протекала крыша. Так он сидел какое-то время – по ощущениям, долго, – а затем осветил фонариком наручные часы и начал отсчитывать минуты, следя за бегом секундной стрелки. Тяжелое выдалось испытание – сидеть целый час в темном чулане! Отцу Махоуни хоть было на что поглядеть.