– Думаешь, сеньору Седжвику есть до тебя дело? Думаешь, он вытащит твою мамашу из тюрьмы? – рассмеялся Виктор. – Бедный ты, наивный
– Неправда! – Эстебана смахнул слезы, оставив на грязных щеках бурые разводы. – Скай – моя подруга!
– Неужели? – Виктор состроил жалостливую мину. – Тогда ответь: твоя подруга с тобой попрощалась? Она сказала, что уезжает и больше никогда не вернется?
– Врешь! Грязный, поганый лжец!
– Что ж, валяй, жди дальше.
Виктор ушел. Боль и усталость помешали Эстебану его удержать. Весь в синяках и ссадинах, мальчик дрожал от гнева и стыда. Он чувствовал себя сломленным и немощным, съежившись у запертых ворот под безжалостным полуденным солнцем.
Прошло несколько часов; Эстебан ждал. В усадьбе было тихо. Слишком тихо. Ворота никто не отпер, прислуга не появлялась. Куда подевался охранник? Где садовник? Эстебану не хотелось верить, что все исчезли. Скай ни за что бы не уехала, не попрощавшись. Ни за что!
Когда на небо высыпали звезды, Эстебан приковылял к воротам и поглядел сквозь решетку. Наружное освещение дома не работало, фонари вдоль дорожки к флигелю тоже не горели. Тогда Эстебан перелез через живую изгородь на заднем дворе и взобрался по дереву на подоконник спальни Скай. Подняв раму, открыл окно, которое никто не запер на ночь.
Мальчик включил свет и осмотрелся. Странно было находиться в этой комнате одному. Как-то неправильно. Кровать была заправлена, а вот платяной шкаф выглядел так, будто кто-то в спешке собирал вещи. Любимые книги Скай, ее нарядные платья – все исчезло. Под ногами что-то зашуршало. Паркет был усыпан бумажными фигурками. Здесь валялись все волшебные, чудесные звери, которых он складывал из самой лучшей бумаги, какую только мог найти. А теперь их с презрением рассыпали по полу. Некоторые были растоптаны, превратившись в нелепые, бесформенные комки.
Мальчик поднял бумажного скорпиона, вспомнив, как долго и кропотливо его мастерил. Кто-то расплющил его тельце, но жало по-прежнему торчало вверх. Возможно, Виктор не лгал. Возможно, Уоррену и Скай плевать. Возможно, они просто держали Эстебана и МамаЛу при себе, а потом раздавили, словно ненужный ворох бумаги.
Эстебан отшвырнул скорпиона и скривился от боли: полученные тумаки давали о себе знать. Он выглянул в окно и увидел тонкий месяц, отражавшийся в пруду. Вспомнил, как Скай, свернувшись калачиком, лежала под одеялом, а МамаЛу рассказывала о волшебном лебеде, что прятался в здешнем саду, – о лебеде, который показывался лишь изредка, в новолуние.
Эстебан не поверил тогда, не верил и сейчас. Все это ненастоящее – и волшебство, и сказки, и «жили они долго и счастливо». Все пустое и бессмысленное. Его отец не был храбрым моряком и никогда не любил ни сына, ни невесту. Скай никогда не была хорошей подругой.
Вот ледяная, суровая правда.
Эстебан выключил свет и замер в пустой темной комнате. Выбравшись в сад, он многое оставил позади: свое детство, наивность, глупые мечты, – бросив их лежать на полу россыпью смятых бумажных фигурок.
Глава 15
Эстебан сидел на бетонном крыльце небольшой кантины[24]
«Ла Сомбра»[25], расположенной в Паса-дель-Мар. Покатый жестяной козырек защищал его от проливного дождя. Мальчик наблюдал, как вода струится по грунтовой дороге. В лужах яркими бликами отражались керосиновые фонари, висевшие у входа в лавки, которые еще не закрылись на ночь. Откуда-то звучала «La Bikina» в исполнении Луиса Мигеля – песня о прекрасной женщине с израненной душой, о печали и реках слез.– Эй, мальчик! – крикнул мужчина из кантины.
Эстебан обернулся:
– Вы мне?
–
Незнакомец внимательно посмотрел на мрачное, опухшее лицо Эстебана. Понял, наверное, что мальчику крепко досталось.
– Хуан Пабло! – Мужчина подозвал официанта. – Принеси пареньку
– Эстебан.
Мужчина кивнул и продолжил уплетать свой ужин, запивая его мичеладой – пивным коктейлем с лимоном и пряностями. На его моложавом, открытом лице немного инородно смотрелись седые лохматые брови с изломом. Черные как вороново крыло волосы – вероятно, крашеные – он зачесал назад и уложил с помощью геля. С виду мужчине было около пятидесяти. На столе рядом с ним лежала трость из полированного дерева, черная и блестящая. Золотой набалдашник сверкал в простой и неказистой забегаловке, словно лучик надежды.