Бумажный лебедь

Узница задержала взгляд на Эстебане, а затем отвела пришедших в свою каморку.

Местные сооружали отдельные закутки с помощью палочных каркасов и одеял. Где-то стояли узкие двухъярусные кровати, где-то – кухонная утварь и шкафчики для одежды, и все это пестрело на грубом цементном полу, словно рассыпанные детали мозаики. Одни женщины кормили грудью младенцев, другие спали на самодельных матрасах. В воздухе висел тяжелый смрад заточения: пахло маслом для волос, мочой и потом.

– Мария Луиза Альварес. – Заключенная удалилась в свой угол и принесла оттуда ржавую жестяную коробочку зеленого цвета с красным кругом посередине.

Надпись в круге гласила: «Lucky Strike», а ниже, золотыми буквами: «сигареты».

– Зачем? – отмахнулся Эстебан. – Я свою мать ищу.

– Вот, – заключенная вложила коробочку ему в руку. – Tu madre[36].

Мальчик открыл жестянку. Внутри лежали серьги, которые носила МамаЛу, ее заколка для волос и газетная вырезка. Он уже хотел захлопнуть крышку, как вдруг увидел заголовок. Расправив смятую бумагу, Эстебан подошел к лампе и прочитал:

«НЯНЯ ОБВИНЯЕТСЯ В КРАЖЕ СЕМЕЙНОЙ РЕЛИКВИИ».

Текст ниже содержал чудовищную, гнусную ложь о том, как МамаЛу украла у Скай кулон и как ее потом взяли с поличным. В заявлении, переданном властям, Уоррен Седжвик признавался, что огорчен и до последнего не верил в случившееся:

«Мария Луиза Альварес была подругой моей жены и хорошей няней. Кулон принадлежал Адриане. Он многое значит для Скай. Мне до сих пор не верится, что няня моей дочери так подло воспользовалась доверием нашей семьи».

Теперь все встало на свои места. В ту ночь, когда Эстебан заметил Виктора у флигеля, мужчина подбросил кулон. Копы, которые забрали МамаЛу, обо всем прекрасно знали.

«Только… без крайних мер», – велел Уоррен Виктору Мадере.

Виктор упек МамаЛу в тюрьму, а Уоррен наклепал ложное обвинение. Эстебан почувствовал себя идиотом. Бежал со всех ног в Каса Палома, надеялся на помощь. Виктор всего лишь выполнял приказ, а над ним стоял сеньор Седжвик! Это он во всем виноват, вместе с боссом по прозвищу Эль Чарро. Они пошли на это, потому что МамаЛу видела их. Она могла их выдать, как и других членов картеля, что собрались в тот день в столовой.

«Разберись с этим», – попросил Уоррен своего подручного, потому что не хотел пачкать руки; он никогда не марал руки. Седжвик в спешке уехал, чтобы ниточки не привели к нему, если МамаЛу проговорится. А может, боялся, что Эль Чарро передумает выпускать его из страны.

Из-за двух подонков МамаЛу теперь прозябала в тюрьме.

– Где она? – Эстебан повернулся к надзирательнице. – Где моя мать?

Женщина в форме, которая просматривала картотеку, вышла из кабинета с листом бумаги.

Прочитав документ, Консуэло взглянула на Эстебана.

– Мне очень жаль. Мария Луиза Альварес мертва.

Это прозвучало настолько нелепо, что Эстебан рассмеялся:

– Что? Вы с ума сошли? Я недавно слышал, как она пела!

Он бросился на поиски, раздвигая самодельные шторы и отшвыривая картонные перегородки.

– МамаЛу! – он метался от одной комнатушки к другой, а позади ревели напуганные младенцы. – Это я, Эстебандидо! Спой мне, чтобы я тебя нашел!

Консуэло на пару с коллегой оттащили Эстебана.

– Прекрати! Здесь, в бумаге, все написано. Твоя мать подхватила туберкулез и умерла от осложнений. Мы сообщили ближайшему родственнику – ее брату Фернандо, но за телом никто не пришел. Ее похоронили вместе с другими заключенными без семьи. Вот номер участка на кладбище.

Хватит, думал Эстебан. С каждым словом становилось только хуже. Он хотел зажмуриться и заткнуть уши. Хотел вернуться в кантину, взять пистолет Хуана Пабло и выстрелить себе в голову.

– Нет! Нет! Нет! – как заведенный повторял он.

Взгляды местных обитательниц приводили его в ярость: одни смотрели с жалостью, другие злились, что их разбудили, у большинства в глазах читалось равнодушие. Случившееся с МамаЛу здесь никого не удивляло. В тюрьме все покупалось за деньги: кровати, одежда, привилегии. Не можешь оплатить себе доктора – лежи и умирай. Чего только не повидали эти женщины: ангину, корь, туберкулез, СПИД. Здесь существовали все условия для паразитов и болезней, нередко приводивших к смерти.

Консуэло подняла коробочку, которую уронил Эстебан, и вложила ему в руку. Крошечная ржавая жестянка – вот и все, что осталось ему от матери. МамаЛу не курила, видимо, коробка из-под сигарет была единственной вещью, которую удалось раздобыть в этой дыре. Мальчик не мог понять: как женщина, занимавшая столько места в его сердце, вдруг съежилась до размеров жестянки, пропахшей табаком?

– Mi madre está muerta, – прошептал Эстебан, баюкая коробочку на ладони. – Моя мать умерла! – крикнул он, чтобы услышала вся тюрьма.

Его голос заметался эхом меж серых равнодушных стен.