Бунич Игорь – В центре чертовщины

Казалось, прошла вечность, прежде чем по болоту, по воздуху, по тряской колее

дамбы спасатели наконец добрались до измученных ожиданием людей. Опытная и

добросовестная Беверли Рапоза особенно явственно ощущала бессилие своих попыток

облегчить страдания вверенных её заботам людей. Обнаружилось, что пропал маленький

мальчик. Спустившись с непрочного куска фюзеляжа, на котором ютились её спутники,

Беверли отправилась разыскивать его, но вскоре осознала тщетность своих попыток. Она

то и дело оступалась, падала, начинала тонуть, ещё сильнее поранилась осколками. У неё

не было фонарика. Сумочка, в которую он был вложен, покоилась сейчас где-то под

смятыми останками хвостового отсека.

Беверли беспокоилась о стюардессе Стефани Станич, за несколько минут до падения

самолёта севшей напротив неё в ожидании посадки. Стефани нигде не было. Не слышно

было её и среди голосов, зовущих на помощь. Беверли глубоко потрясла и напугала

открывшаяся её глазам трагическая картина. И всё же нельзя было поддаваться отчаянию.

Первое, что пришло ей в голову после катастрофы — крикнуть громко, чтобы никто

не зажигал спичек. Одежда пострадавших пропиталась горючим и болотной водой. В

кромешной тьме вполне естественным было побуждение разжечь огонь. Но зажжённая

спичка превратила бы всё в пепел. По её настоянию никто не воспользовался спичками

или зажигалкой.

Людей, стоявших на металлическом островке, Беверли решила хоть как-то

подбодрить, и она негромко запела рождественскую песенку “Фрости-снеговик”. Оторопев

вначале, её спутники постепенно начали подтягивать. Обнаружив, что многие забыли

слова. Беверли запела “Рудольф, красноносый олень” и “Звонкие колокольчики". На этот

раз дело пошло лучше. Беверли уговаривала петь как можно громче, и они старались изо

всех сил. Исчерпав рождественский репертуар, повторили его, и так несколько раз.

Отовсюду доносились стоны и крики, но Беверли и её спутники ничем не могли помочь,

оставалось лишь ждать. Наконец прибыли вертолёты и лодки на воздушной подушке.

Солдаты-спасатели то и делоуносили одних и возвращались к другим жертвам катастрофы.

И только в 3 часа утра пять спасателей и врач добрались до стоявших на металлическом

обломке людей спустя более чем три часа после катастрофы. Лишь тогда Беверли, снятая с

обломка, поняла, как тяжело изранена её спина.

Стюардесса Труди Смит тоже волновалась о Стефани Станич. Её задушевная подруга

Стефани была последней, с кем она разговаривала, прежде чем усесться в кресло в

среднем салоне. Разумеется, сейчас бесполезно было искать её. Сразу после аварии ей

помогла соседка по креслу — Шарон. Стюардесса Шарон Трансью ни разу до того не

летала на Л-1011 и приложила определённые усилия, чтобы попасть на рейс 401. Вместе

они болтались в воздухе на ремнях безопасности, вместе, отстегнув пряжки, упали на

обломки. Вместе лежали в непроницаемой темноте, боясь взрыва горючего, пропитавшего

их одежду. Подобно многим, Труди в тот момент не ощущала тяжести своих ран: были

сломаны шейные и поясничные позвонки. Шарон повезло больше, её мучили только

глубокие ссадины и сильные ушибы. Дожидаясь спасателей, девушки старались сохранить

хладнокровие среди окружавшего их хаоса и передать своё спокойствие другим.

Среди пассажиров оказался двенадцатилетний мальчик, отчаянно пытавшийся

отыскать своего отца. Руки мальчика были покрыты волдырями, опалённые короткой

вспышкой пламени, пронёсшейся по салону. Труди сняла жакет, обернула им руки

мальчика и не без труда удержала его от опасных поисков в тёмном болоте.

Стюардесса Пат Гисселс была последней, с кем говорила Мерседес Руис, перед тем

как раздался громоподобный рёв. Шум был таким оглушительным, что не воспринимался

как реальность. Мерседес решила, что это сон. Она лежала на спине, смотрела на чёрный

бархат звёздного неба и ощущала себя на пороге смерти.

Перед стюардессой Дороти Уорнок картина обрушившегося кошмара — грохот, удар,

фонтан горючего — прошла как при замедленной съёмке. Дороти решила, что самолёт

рухнул в Атлантику, возможно, на песчаную отмель. Мелькнула было мысль о

спасательных плотах, но тут же она стала погружаться в тину и грязь. Наступил

поразительный холод, изо рта вылетал пар. Она оказалась в одной группе уцелевших с

Барри Коннеллом и его женой Энн. Вскоре до них донеслась весёлая рождественская

песенка, неожиданно зазвучавшая над болотами.

Её товарищи по несчастью принялись вторить поющим, стараясь подбодрить двух

отчаявшихся членов группы, пострадавших больше всех. Темнота стояла такая, что только

дальние отсветы Майами позволяли разглядеть очертания людей, стоявших рядом.

Первый же звук, донёсшийся с лодки Боба Маркиза, вселил надежду и бодрость. А