Бунич Игорь – В центре чертовщины

мужчиной, всеобщим любимцем. Он и дома не сидел сиднем, его любовь к жизни и

кипучая энергия заражали всю семью”.

По словам Донны Репо, услышав о постоянных появлениях отца на борту самолётов,

она была смущена и сбита с толку. Вполне естественно, она отнеслась к этим слухам

недоверчиво, но впоследствии любопытство взяло верх. Она знала, что её коллеги

договорились не рассказывать ей про эти истории, жалея её. Однако вышло только хуже.

Донна предпочла бы открыто обсудить всё, чтобы докопаться до сути. Теперь же она не

знала, что и думать. Она и верила, и не верила, стараясь сохранить непредубеждённость.

Донна считала, что её друзья переборщили со своей заботой.

Элис Репо рассказала нам о нескольких странных происшествиях, случившихся с

нею. Она делилась этим только с близкими друзьями и членами семьи. Первый случай

произошёл примерно за год до гибели рейса 401. Ей позвонил Дон, только вернувшийся из

полёта. Он всегда звонил Элис после посадки, и этот раз не был исключением. Дон

спросил, не заехать ли ему в магазин, и Элис сказала, что дома всё есть. Он повесил

трубку. Но буквально через пару секунд телефон зазвонил снова. Странный мужской голос

произнёс только одно: её муж Дон только что погиб в авиакатастрофе. Вначале Элис была

ошеломлена, но тут же сообразила, что Дон ещё не успел даже дойти до машины после

звонка. Она решила, что это грубая и злая шутка, и не могла понять, кто был способен на

такое.

Когда через полчаса появился Дон, Элис рассказала ему о звонке. Но и вдвоём они не

смогли понять, почему кому-то вздумалось так жутко шутить. Наконец они выкинули всё

это из головы.

Примерно за месяц до трагедии Дон пришёл домой необычно задумчивый. Он сказал

Элис, что едва дождался окончания полёта, чтобы объяснить ей, как много она для него

значит и как он любит её. “Он никогда не говорил так пылко, — вспоминала Элис. — Я

даже слегка перепугалась. Потом я жаловалась своей подруге: “Элси, тут что-то не так.

Все эти вещи, что Дон наговорил мне... Он словно хотел приласкать меня на сто лет

вперёд”.

Наступили предновогодние дни 1972 года, и Элис некогда было вспоминать о своих

сомнениях и страхах. Утром 29 декабря зазвонил телефон, и Элис взяла трубку. Из

аэропорта Дона вызывали на очередной рейс. Элис отложила трубку и пошла за Доном,

который возился в гараже. По пути её внезапно поразило странное ощущение. Это был тот

же голос, который год назад так зло подшутил над ней. Ей стало не по себе, но она позвала

Дона к телефону и решила ничего ему не говорить. Дон взял трубку, а потом спросил:

— Как ты думаешь, лететь или нет? Лететь не обязательно, рейс не мой, но, если я

соглашусь, смогу Новый год провести дома. Что скажешь?

Элис, как обычно, предоставила ему самому решать. Особых планов на тот день у

них не было, так что ей было всё равно. Дон решил согласиться. Рейс был круговой, так

что к ночи он вернётся домой.

Когда он уехал, Элис никак не могла выкинуть из головы странный голос. Дон

вылетел в Нью-Йорк примерно в полдень, а около восьми вечера позвонил ей из аэропорта

Кеннеди. Голос его звучал бодро и весело. Он сказал, что рейс 401 взлетит по расписанию

и сразу после полуночи он будет дома. Дон был рад, что согласился на этот рейс, потому

что освободился на праздники.

Больше до катастрофы Элис с Доном не говорила. Она рано легла спать и проспала

до четырёх утра. В это время их сын Джон, студент Флоридского университета в

Гейнсвилле, приехавший на каникулы домой, засиделся у телевизора. Когда на экране

появились ночные новости, он кинулся к телефону и позвонил Донне. Донна тут же

приехала. Вдвоём они позвонили в госпиталь, где им сообщили, что Дон жив и только

сломал ногу. Тогда они разбудили Элис и отправились в госпиталь.

Приехав, они выяснили, что повреждения Дона куда тяжелее. Но по характеру Дон

был борцом. После тяжёлой операции он сохранял сознание. Когда Элис вошла в палату,

он тут же узнал её и сжал ей руку. Приехал священник, и Дон обратился к нему по имени.

Что характерно, он бунтовал против ухода, против больничной рутины. Его злили трубки в

носу, и он уговаривал Элис выдрать их.

— Дон любил птиц, — рассказывала нам Элис. — У нас во дворе была кормушка.

Дон любил пить кофе, глядя на птиц. В тот день, когда он умер, мы приехали из госпиталя

примерно в половине девятого утра. Моя мать возилась в кухне. Вдруг она позвала меня:

“Элис, иди скорее, взгляни”.

Я вышла на кухню и посмотрела на веранду. Там носилось по меньшей мере десятка

три птиц. Обычно я оставляю дверь слегка приоткрытой, чтобы могли спокойно ходить

наши собаки. И очень редко одна, ну, может быть, две птички, залетали туда. В таких

случаях приходилось “провожать” их веником. Но то, что творилось в тот день, было

просто невероятным. Я растерялась, не зная, что делать, потому что раньше птицы не