Читаем Бунич Игорь – В центре чертовщины полностью

американских “Дугласах”. Я не особенно тогда любопытствовал. Сам знаешь, разговор

тогда был короткий — пломба в затылок, за ноги оттащат в канаву и никто не вспомнит. Но

Молотова пару раз в этих самолётах видел... Так о чём я говорил? Перебил ты мне мысль.

Да, так вот. Я тебе говорю: на Сталина страшно смотреть было. Когда он понял, что его

план рухнул, чёрт знает что с ним произошло. Волосы стали выпадать, зубы тоже. Ну,

заживо человек гниёт и всё. Он ведь уже в Потсдам сам не ездил, “куклу” послал. Его

только в Израиле на ноги и ставили. А уж какую цену они с него за это брали, я не знаю.

Но немало, наверно, если учесть, в какой мы заднице сегодня сидим. Но латали они его

прилично. В 52-ом уже совсем был как огурчик...

— Ничего себе, как огурчик, — вмешиваюсь я, — если в 53-ем загнулся.

— Любой бы загнулся, — посмеивается Лукич, — если бы в него всю обойму из

маузера всадили... Да сиди ты, не дёргайся. Я тебе адрес дам. На Таганке полковник живёт,

отставник. Он тебе все подробности расскажет. Сам за этот маузер держался!

Лукич берёт со столика заварной чайник, наливает себе полстакана, добавляет

сахарного песку, размешивает и с удовольствием отхлёбывает глоток.

— Но это другая история, — продолжает Василий Лукич. — А что касается

Мюллера, то вот так он и пропал бесследно. А Борман выкрутился. Вот такие дела...

— Ас Гитлером-то чего стало? Вы говорили, что он в Кунцево-4 сидел, —

полуоткрыв рот, я ждал ответа.

— Да не сидел он там, а просто жил, — поправляет меня Василий Лукич. — Машина

у него была, в Москву ездил, когда хотел. Ну, наблюдали за ним, конечно. Чтобы, скажем,

митинг где-нибудь не собрал. Или с мавзолея что-нибудь орать не начал. Но он тихий был.

Больше на даче сидел, пейзажики рисовал. Природа-то там — роскошь. Подмосковье! —

Василий Лукич зажмуривается от удовольствия (его дача тоже недалеко от Кунцево). —

Рисовал очень даже неплохо, я тебе скажу. С бабой своей — блондинка такая, не помню,

как звали — в театры ездили. В Большой чаще всего. Оперы любил очень. С ним вся его

команда была: и Кепка-шофер, и Гюнше-адъютант, и Монк-телохранитель. Хорошие

ребята, верные. Они до самой его смерти при нём сидели. Он умер в 56-ом от инфаркта.

Сколько ему было? Лет 67-68. Но переживал сильно. Когда план рухнул, Сталин его ни

разу после войны не принял. Хотя слухи были, что в 49-ом, на семидесятилетие, Сталин с

ним встречался. И, говорят, беседовали спокойно. Ну, не вышло — ничего не поделаешь.

Сам-то Гитлер ни в чём виноват не был. Свою часть плана выполнил. Кто мог подумать,

что так всё дело обернётся.

— Что за дело у них было? — спросил я, как всегда, уже не в силах проследить ход

мыслей Василия Лукича, и уже ничего толком не понимая. — Какой план у них рухнул?

Что это за план?

— О-о! — Василий Лукич даже закрыл глаза от нахлынувших воспоминаний. —

План был грандиозный! Во имя этого плана всё наше поколение трудилось и костьми

легло. Мы в этот план 100 миллионов человеческих жизней вложили. И получилось бы,

если бы японцы-говнюки нам всё не испортили...

У Василия Лукича даже желваки на скулах заходили при воспоминании о “говнюках-

японцах”.

— Японцы-то тут при чём, Василий Лукич? — почти завопил я, приходя в отчаяние

от сознания собственной тупости.

— А при том, — жёстко ответил Василий Лукич, — что сами они толком ничего не

могут делать полезного, а напакостить другим — это всегда пожалуйста! Ну, кто их просил

на американцев нападать? Зачем это им понадобилось? Умирать буду — не пойму. Или

кто-нибудь заплатил? Но кто тогда?

Не знаю, ко мне ли обращался с вопросами Василий Лукич, но я молчал.

— Понимаешь, — всё более распаляясь, говорил Василий Лукич, — план вчерне был

составлен ещё в конце 39-го, а Доработан детально в начале 41-го. Японцы, конечно, в

него посвящены не были, но считалось, что они будут в Китае и в Индии своими делами

заниматься и никак помешать не смогут. А они, здрасьте, пожалуйста, на Соединённые

Штаты напали! Мы-то вначале тоже не поняли всего значения этого события, а когда

дошло — уже поздно было. У них в 41-ом, когда японцы их, а, скорее, они японцев в Пирл-

Харборе подловили, и армии-то, считай, не было. Так, смехота одна — в ковбойских

шляпах, с винчестерами. А в сорок пятом? Как чудо какое! Пятнадцать миллионов с

лучшими в мире авиацией и флотом, да ещё с атомной бомбой. Они нас на Эльбе

остановили и не дали осуществить всё задуманное. У Сталина припадок был. Он даже

Гитлера стал подозревать — не он ли специально своих физиков в Америку заслал, чтобы

те бомбу сделали и сорвали Великий план. У Гитлера в Кунцево целая комиссия работала.

Эксперты. Всё проверяли, перепроверяли, но выводы были однозначные: всю войну он

честно себя вёл. Генералов своих в узде держал крепко. Гудериана вовремя остановил,

Паулюса под Сталинградом подставил, Манштейна — под Харьковом, Курскую дугу

Перейти на страницу:

Похожие книги

Репродуктор
Репродуктор

Неизвестно, осталось ли что живое за границами Федерации, но из Репродуктора говорят: если и осталось, то ничего хорошего.Непонятно, замышляют ли живущие по соседству медведи переворот, но в вечерних новостях советуют строить медвежьи ямы.И главное: сообщают, что Староста лично накажет руководство Департамента подарков, а тут уж все сходятся — давно пора!Захаров рассказывает о постапокалиптической реальности, в которой некая Федерация, которая вовсе и не федерация, остаётся в полной изоляции после таинственного катаклизма, и люди даже не знают, выжил ли весь остальной мир или провалился к чёрту. Тем не менее, в этой Федерации яростно ищут агентов и врагов, там царят довольно экстравагантные нравы и представления о добре и зле. Людям приходится сосуществовать с научившимися говорить медведями. Один из них даже ведёт аналитическую программу на главном медиаканале. Жизнь в замкнутой чиновничьей реальности, жизнь с постоянно орущим Репродуктором правильных идей, жизнь с говорящими медведями — всё это Захаров придумал и написал еще в 2006 году, но отредактировал только сейчас.

Дмитрий Захаров , Дмитрий Сергеевич Захаров

Проза / Проза / Постапокалипсис / Современная проза