Начало хоть куда. И даже скреплено словом “конечно”. Но, увы. Продолжение сделало бы честь Окуличу и Глебу Струве: в нем есть сообщение, что я “вхож” в советское посольство в Париже. Что значит “вхож”? Значит, что я свой человек там. Но ведь это чудо из чудес! В книге моих “Воспоминаний” напечатано такое количество и такое качество строк и целых страниц, посвященных большевикам, что они посадили бы меня на кол, будь я в их руках. В большой просак попала госпожа П. Степанова, благодаря той на редкость злобной запальчивости, с которой (совершенно непостижимо, почему и зачем?) ей взбрело в голову кинуться на меня: не только в пух и прах разнести мои литературные воспоминания, оклеветать их, – я будто бы ни одного доброго слова не сказал ни об одном из писателей, современных мне, – я, который с такой сердечностью и даже восторгом помянул Гаршина, Короленко, Чехова, Куприна (времени расцвета его таланта), – но и унизиться до позорной выдумки политической.
Ив. Бунин».
«Дорогая Татьяна Марковна,
Только сегодня вспомнила, что вчера был Ваш Новый Год337
. Поздравляем с прошедшим днем рождения и желаем здоровья, успехов, словом, “ни пуха, ни пера”, а главное, чтобы Ваша будущая старость была бы легче нашей.Последние дни были очень тревожные: у “моего” опять его “любимая” болезнь, раз по семи мне приходилось выносить… А у меня, как на грех, печень взыгралась<…>. Меня клонит в сон, но не всегда удается поспать. <…>. Хорошо, что Л<еонид> Ф<едорович> вернулся, он помогает. Последние два дня у меня прошла тупая, ноющая боль вверху печени. Надеюсь, вывернулась.
Кончаю архив338
. И много читаю и делаю выписки из Чехова339 и все больше и больше восхищаюсь этим замечательным писателем и человеком с необыкновенным чувством достоинства, умом и твердым характером и большой ответственностью. Книпер, конечно, была от лукавого, тут обострилась его болезнь, и он несколько свихнулся, потерял свою сдержанность, почитайте его письма к ней – это не Чехов пишет.Когда мы вас увидим?
Целуем и обнимаем вас.
Л<еонид> Ф<едорович> шлет поздравление Вам.
Привет. Ваша В. Бунина
Приписка:
Получила письмо от Рери».
Положение Чеховского издательства за все время его существования было не особенно прочным. Так, например, 21 июня Алданов из Америки извещает Бунина:
«…Приятное: 1) никто в Чеховском издательстве не сомневается, что Фордовская организация осенью <…> даст еще деньги, так что издательство будет существовать и в 1954 году. <…> Неприятное: 1) Теперь денег у них нет и “до осени” они ни с кем
новых договоров подписывать не могут. <…> 2) Старых книг, т. е. уже вышедших отдельным изданием, они ни у кого больше принимать не будут кроме Вас».«Дорогая Татьяна Марковна.
Только что прилетело письмо (от 20 авг<уста>) от “Вашего” “моему”, которое меня встревожило. Что собственно с Вами, какие боли? У меня года два были боли в области позвоночника от недостатка кальция, теперь прошли – я вовремя захватила. Запускать, по словам Зернова, рискованно, как вообще всякую болезнь.
<…>
Я была в <клинике –
Л<еонид> Ф<едорович> радуется, когда к нему приходишь. Он тихий, не сглазить, никаких неприятностей персоналу не доставляет, сон хороший, аппетит нормальный, всем доволен, недостает ему только фруктов, конечно, я привожу их. Главное его занятие – писание, исписывает много бумаги. Обо всем расспрашивает, всем посылает привет, интересуется, кто где проводит лето. Послал как-то “моему” папирос, вернее дал денег на покупку хороших турецких папирос: “Хочу Ивану Алексеевичу доставить удовольствие”. Но порой сбивается на бред: ему кажется, что его знали многие, когда он был ребенком, есть и другие “поньки”.
“Мой” не радует: задыхается. <…> Сегодня взяла последние деньги из банка и завтра возьму этот аппарат к себе: залог 5000 фр<анков> и 1500 f. за десять дней + лекарства. Может быть, и поможет. Ослабел очень от потери крови. Нервен донельзя.