Бунт

Немой заснул рядом с псом. Слова парня об усадьбе взволновали Рекса гораздо больше, чем он готов был признаться самому себе. Он попался на них, как на крючок, с которого не мог сорваться, хоть тот и разрывал его внутренности. Это прошлое, недавнее и уже такое далекое, что едва можно было припомнить его контуры, вырывало из его груди тихие тоскливые стоны. Он не хотел забывать нанесенные обиды, наоборот, ревностно припоминал их, усердно составляя длинный скорбный список жалоб и сетований, и вместе с тем в нем просыпалось какое-то боязливое почтение к человеку. В его воспоминаниях люди превращались в безмерно могущественную силу. Чем более он от них отдалялся, тем менее понятными они становились, как солнце, как горы, как холод и как небо.

«Что же мы по сравнению с ними? Что? Стадо, подгоняемое неутолимым голодом, бесчисленная колония муравьев, снующая у них под ногами и рискующая быть раздавленной в любой момент».

Рекс затрепетал перед разверзнувшейся вдруг пропастью, из которой повеяло морозным дыханием смерти.

«Никто из нас ее не перепрыгнет! Никто!» – Горечь обездоленного, горечь жабы, следящей взглядом за пролетающим орлом, стиснула его сердце льдом отчаяния.

И долго еще пес искал причины этого жестокого неравенства. Протестовал против него, словно был голосом каждого обиженного создания, голосом целого мира. В конце концов ему показалось, что он нашел единственный способ засыпать эту пропасть.

– Уже знаю, знаю! – внушал он себе внезапно открывшуюся правду. – Они не думают каждый день о том, как выжить, ибо на них работают тысячи тысяч наших поколений, работают вода, воздух, солнце, земля и весь мир. Это краеугольный камень их могущества. Стоит лишь отнять у человека его невольников – и настанет конец его величию. Люди станут слабее и беззащитнее нас. Тогда восторжествует совершенное равенство! – победно прорычал Рекс.

– Пока есть у человека разум – ничего ты у него не отнимешь, со всем он справится! – снисходительно пробормотал Немой и снова уснул.

Сразу же померк свет, и обратилось в прах воздвигаемое с таким трудом здание. Рекс вновь почувствовал себя несчастным, вечно обиженным созданием, напрасно барахтающимся в цепях человеческой жестокости.

– Бежать как можно быстрее и как можно дальше! – заскулил он сквозь стучащие от боли зубы, и, вперив глаза в мерцающую бесчисленными звездами небесную бездну, забыл обо всем настолько, что даже не заметил волка, который развалился рядом с ним.

В тишине они ждали наступления дня.

И при первых проблесках зари, когда на восточной стороне неба темнота стала мутнеть, размываться и немного бледнеть, Хромой, потянув носом воздух, тихо тявкнул:

– Двинулись! Еще далеко.

Вороны сначала поодиночке, а затем целыми стаями снимались с деревьев и летели высоко и тихо навстречу рассветным зорям.

Ночь незаметно тускнела. Поля куда-то будто провалились, и все более отчетливо на фоне бледнеющего неба выделялись деревья, демонстрирующие свои кроны, которые напоминали косматые клубы дыма. На востоке сквозь тьму проступали зеленоватые лагуны, будто наполненные застоявшейся водой и припорошенные пеплом, который медленно разгорался холодным блеском рассвета. Солнце уже давало о себе знать.

– Овцы потянулись! Коней чую, много-много, – скулил волк, ударяя хвостом по земле.

– Будто возы по ухабам едут, – подтвердил проснувшийся Немой.

Тут же послышался приглушенный большим расстоянием и пропитанный утренней росой топот, а чуть позднее, когда рассвет осветил восточную сторону неба, на фоне зари замаячили низко клубящиеся облака, время от времени громыхающие далекими протяжными раскатами.

Рекс, словно приготовившись к прыжку, с трепетом и нетерпением впивался горящими глазами в покрытые мглой дали, пока не увидел бесформенную движущуюся массу. Пес тут же прильнул к земле. Он чувствовал себя настолько изнуренным и обессиленным от переполняющего его невыразимого счастья, что, положив разгоряченную голову на лапы, едва дышал от волнения.

Хромой беспокойно вертелся, высылал волков на разведку и подвывал от радости.

– Не пой, соловей ты кобылиный, а то еще спугнешь их, – приструнил его Немой и, разведя под защитой руин костер, начал печь в нем картофель и каких-то птичек, которых принес ему преданный друг Кручек. При этом парень свистел, по очереди подражая всем птицам.