Бунт

Немой оглянулся в поисках помощи, но, увидев вокруг лишь ощерившиеся пасти и разъяренные взгляды, сел на подведенного ему жеребца. С прижатой к груди принцессой и револьвером в руке он мчался бешеной рысью, окруженный волками. Кручек не покидал его: сидел на руках, прижавшись к парню и стуча зубами. Так они неслись целых два дня, лишь пару раз остановившись на отдых. Наконец, достигнув назначенного места, волки завыли, повелевая Немому слезть с лошади. Ее и Кручека они сожрали в мгновение ока.

– Если задумаешь навести людей на наш след – тебе конец, – предупредил один из волков, и они помчались обратно.

Немой стоял ошеломленный, осматриваясь вокруг тяжелым взглядом; только теперь он ощущал всю жестокость нанесенного удара. Он остался один в глухой бесплодной пустыне, на расстоянии двух недель пути до ближайшего человеческого жилья, без пропитания, без помощи и без коня. Волосы на голове у парня встали дыбом, но он не пал духом и даже не заплакал. Немой собрал свои вещи, ботинки перекинул через плечо, принцессу спрятал в голенище, из ближайшего куста выломал крепкую сучковатую палку и смело отправился прямо на запад. Он держался берега реки, идя дорогой, усеянной скелетами, костями и падалью, которую с криком пожирали огромные стервятники. Иногда, изголодавшись, он смело забирал у птиц часть их добычи и шел дальше в глубокой уверенности, что не сегодня-завтра найдет то заветное слово и расколдует свою принцессу.

– А вы передохнете все до одного, – грозил он кулаком в сторону востока. – Сдохнете быстрее, чем я.

И спокойно отправлялся дальше. Питался Немой чем придется, в реке было много рыбы, у него – огниво и трут, а так как был он парнем необыкновенно смекалистым, то голод его сильно не беспокоил. Когда ему удавалось поймать рыбу покрупнее, он пек ее на раскаленных камнях, умывал принцессу, усаживал ее у огня напротив себя и устраивал праздник. Угощал ее, разговаривал как с живой, целовал ее руки и ноги, прижимал ухо к ее сердцу и набожно слушал небесные звуки музыки, которые она издавала. С невыразимой радостью молился на нее. И, вдоволь насытив и сердце и живот, вновь отправлялся дальше.

Он был как песчинка, смело движущаяся по этим необъятным просторам. На фоне бескрайних пространств он выглядел таким маленьким, несчастным и слабым, что его не трогали даже дикие звери. Он шел, не заботясь об опасностях, даже не думая о них, спал у больших костров, которые сам же и разводил, а завидев косяки птиц, потянувшихся на зимние лежбища, пел их голосами. Они окружали его непроглядным облаком, и прежде чем распознавали обман, у парня уже были готовы запасы на пару дней, а самыми красивыми перышками он украшал голову принцессы. Через две недели такой почти беззаботной жизни он начал беспокоиться, поскольку однажды ночью сильно похолодало, и утром поднялся морозный ветер. Ледяное дыхание повеяло с востока. А когда настал день, бледное замерзшее солнце заискрилось в инее. Немой изумился, водя тревожным взглядом по побелевшей земле. Он совсем не думал о зиме и напрочь забыл о ее страшных клыках. Его сердце сжалось от глубокого беспокойства. Парень озабоченно почесал голову и после недолгих размышлений натянул на босые ноги ботинки, завернулся в попону, подпоясался шнурком, прижал к груди принцессу и поспешно отправился в дальнейший путь. Его подгоняли страх, усиливающийся холод и вихри, дующие с востока. К тому же его начал донимать голод. Птицы куда-то попрятались, а к рыбе по обмерзшим речным берегам подбираться стало тяжеловато. И замерзший, исхудавший и едва волочащий ноги Немой неутомимо шел, продолжая шептать на ухо принцессе какие-то новые выдуманные слова.

– Не бойся, я угадаю и расколдую тебя! – бормотал он. – Ты оживешь, явится вороной конь – и мы унесемся отсюда! Лишь бы только поскорее! – вздыхал парень в отчаянии, поскольку наступали холодные угрюмые дни, терзаемые бурями, так что он не раз прятался по темным норам, чтобы их переждать. Что с того, если наступающие ночи были еще хуже – темные, морозные, ветреные и будто бы наполненные стонами и ревом огромных стад, беснующихся в темноте. Волосы шевелились у него на голове, и он не спал от страха и холода, но на рассвете, когда все немного успокаивалось, превозмогая голод, холод и усталость, он продолжал идти с еще живой надеждой, что, может, сегодня, может, уже в следующую минуту он увидит где-нибудь печной дым человеческого жилища или хотя бы лес, который дал бы ему убежище. Но все напрасно: насколько хватало глаз, вокруг расстилалась необозримая страшная пустошь; степь, отмеченная пятнами кустарников и прорезанная полосой извилистой реки, впадающей, казалось, в это бледное небо, лежащее на краю горизонта зеленоватыми грудами облаков, будто растрескавшимися ледяными глыбами. Ужас этих пустых пространств, смертельного молчания и одиночества внезапно сдавил его горло таким страхом, что что-то внутри его надломилось, словно тоненький стебелек, и, разразившись отчаянным плачем, он завыл умоляюще: