– Ребята, теперь давайте откроем двести двадцать восьмое упражнение, – говорит Елена. – Внимательно прочитайте первое предложение и подумайте, есть ли здесь прямая речь? Воронин, как по-твоему?
– Эм… Ну… Вроде да, – неуверенно мычит одногруппник.
– И каким способом она передана?
Воронин молчит, явно не догоняя, что от него хотят слышать, и я, воспользовавшись его заминкой, произношу с места:
– Несобственно-прямой речью.
– Совершенно верно, – лучистый взгляд Елены перемещается ко мне. – Только прежде, чем отвечать, нужно поднять руку. Как ваша фамилия?
– Янковский, – отвечаю я.
Пульс барабанной дробью шарашит по вискам, а ладони вмиг становятся влажными. И это только потому, что она опять смотрит прямо на меня. Открыто и внимательно.
– Ну что ж, Янковский, скажите нам, как вы определили, что в данном предложении используется несобственно-прямая речь?
– Здесь есть совмещение прямой и косвенной речи. На синтаксическом уровне прямая речь никак не выделяется из авторской, но при этом сохраняет лексические и грамматические элементы, присущие речи говорящего.
Удивительно, как, находясь в состоянии дикого нервоза, я не забываю выученные когда-то определения. И даже голос звучит поразительно твердо. Ну, или мне просто так кажется…
– Замечательно, – Елена одобрительно вздергивает вверх уголки губ.
Улыбка у нее такая же невероятная, как и она сама. Легкая, естественная, максимально благодушная. От такой улыбки, прямо как в той детской песне, на душе становится и светлей, и теплей, и даже боль в руке как-то резко отступает.
Глава 25
Егор
Когда раздается звонок на перемену, уровень шума в аудитории существенно подскакивает. Одногруппники собираются, галдят, шуршат сумками… Я вот я, напротив, чувствую смутное разочарование от того, что занятие подошло к концу. Не то чтобы я сильно заинтересовался темой прямой речи, но покидать кабинет почему-то совсем не хочется.
– Ты как? Домой? – спрашивает Стелла, и я вдруг вспоминаю, что сегодня у нас по расписанию всего две пары.
– Эм… Слушай, я, наверное, задержусь немного, – неожиданно для самого себя выдаю я. – Мне надо по поводу подготовки к олимпиаде договориться.
Ну и ну! Раньше словесный экспромт не был моей сильной стороной, а сейчас я прямо на ходу ориентируюсь. И про олимпиаду вспомнил, и про необходимость подготовки… Вот, что значит правильная мотивация!
– Ладно, – спокойно соглашается она. – Тогда завтра увидимся.
Чувствую легкий укол совести, потому что вроде как обманываю ее. Точнее даже не обманываю, а увиливаю от общения. Конечно, вслух статус наших отношений мы не обсуждали, но все же надо быть полным придурком, чтобы не понимать, что объятья, поцелуи и совместное времяпрепровождение – это нечто большее, чем просто дружба.
Всерьез я об этом не размышлял, но, если задуматься, Стелла, наверное, моя девушка. Я гуляю с ней, переписываюсь перед сном, а иногда даже запускаю руки ей под юбку… Ни о чем большем, разумеется, пока речи нет, но и этого достаточно, чтобы ощущать какую-никакую ответственность перед ней.
Подавив неудобные чувства, я выхожу из кабинета и, приблизившись, запечатлею на губах Стеллы короткий поцелуй, ведь обычно именно так мы с ней и прощаемся. Приподнявшись на носочки, девушка закидывает руки мне на шею и полушепотом произносит:
– У меня для тебя есть сюрприз, Егор.
– Что? Какой? – интрига делает свое дело, и я забываю все, о чем думал минутой ранее.
– Покажу одно место, это надо увидеть своими глазами, – заговорщически шепчет она.
– Я весь в предвкушении, – улыбаюсь и тут же морщусь, потому что подбитая скула предательски саднит.
– Ну все, пока, завтра обо всем узнаешь, – Стелла вновь приникает ко мне губами.
На пару мгновений мне удается погрузиться в наш осторожный поцелуй, однако чей-то навязчивый взгляд, который я улавливаю буквально кожей, вынуждает меня распахнуть веки.
Чуть позади нас, скривившись в гримасе отвращения, стоит Бестужев. Он смотрит так, словно вот-вот набросится и раскурочит в мясо те части моего лица и тела, которые не успел раскурочить во время нашего утреннего мордобоя. В его глазах столько неприкрытой ненависти, столько бушующей ярости, что на миг у меня даже возникает глупое желание принять оборонительную стойку.
Однако Глеб, не шевелясь, продолжает стоять на месте. Его пристальный взор соскальзывает с моего лица и с мучительным вниманием проходится по ладоням, расположенным на талии Стеллы. Он выглядит так, словно ему физически больно на нас смотреть. Интересно, это я его так бешу? Или дело все же в Стелле?
Очевидно, почувствовав мое замешательство, девушка оборачивается, и взгляд Бестужева мгновенно дергается к ней. Я не вижу ее лица, но вижу его – мрачное, угрюмое, перекошенное не то от злобы, не то от ревности…
Ревности? Вот черт… Глебу что, нравится Стелла?
Попрощавшись с Кац, захожу обратно в аудиторию и удовлетворенно подмечаю, что почти все мои одногруппники ушли. Только единицы копошатся на своих местах, собирая вещи.
Приближаюсь к преподавательскому столу и, прокашлявшись, говорю: