Буратино - правда и вымысел. Часть 3. Чугунные крылья Икара

День тянулся бесконечно, казалось, солнце и не собирается садиться. За весь день никто, кроме Чеснока и Крючка, не покидал расположение завода, а эти двое только сходили за провизией.

К вечеру на глазах у всех Пиноккио выдал братцам два нагана, но Чеснок тут же отобрал у Фернандо револьвер, вернув ему взамен обрез, мотивировав это действие словами:

— Обрез лучше, картечью стреляет, целиться не нужно. С пяти метров никогда не промажешь.

И вот нервный для Буратино денёк, казалось, стал потихоньку заканчиваться. Перед закатом появился ефрейтор Брассели и занял свой пост под навесом у ручья. Парни же стали укладываться спать. Лука и Пепе улеглись прямо у костра на брезенте. Комар и Гопак — на складе. Буратино сделал вид, что пошёл к себе в контору. А Рокко с братцами спать не ложились, по особому распоряжению Пиноккио они теперь втроём дежурили ночью.

Вскоре заводик погрузился во тьму, костерок Луки потух, а хилые редкие облачка то и дело закрывали месяц. Было тихо.

Буратино взял револьвер, зарядил его, чуть-чуть, самую малость, попозировал с этой опасной игрушкой и через окно вылез на улицу. Тихонько дошёл до ручья и в кустарнике уселся на разваленный ящик. Стал ждать. Сидеть в абсолютной тишине, если, конечно, не считать похрапывания полицейского, было скучно, да ещё и комары донимали. Но Буратино сидел. Время шло, вернее, ползло, и, казалось, ничего, не произойдёт.

«Он должен, — думал Буратино, — должен отреагировать. Информация слишком ценна, и передать её нужно немедленно».

Прошёл, наверное, час, а может, и больше. У Буратино уже затекли ноги, сидеть на сломанном ящике было не очень-то удобно. Он встал, чтобы размяться.

И тут всполох света чуть осветил склад с водкой.

«Неужто ветер раздул костёр?» — подумал Буратино.

Но новый всполох и раздавшийся за ним крик рассеял его догадки.

— Горим, — пронзительно крикнул кто-то, Буратино даже не смог разобрать, кто кричал. Он выхватил наган и бросился к складу.

— Воду давайте, — орал Пепе Альварес, — все сюда.

Буратино чуть не столкнулся с Лукой, бежавшим к ручью с ведром.

Началась суматоха, появились и Рокко, и братцы, все принялись, кто как мог, тушить загоревшуюся стену склада.

Буратино тоже бегал за водой, а Рокко черпал брагу из бочек, стоявших у завода, от чего над сараем поднимался душистый пар. Стена не успела разгореться, и это спасло весь запас продукции.

Даже ефрейтор Брассели успел поучаствовать в тушении. Вскоре возбужденные пацаны заливали тлеющие угли.

— Ну что? — зло спросил Чеснок у перемазанного сажей Гопака, — говорил я вам, дуракам, чтобы не курили в постели?

— Так я не курил, — клялся тот.

— А кто курил? — не унимался Чеснок.

— Рокко, — спокойно произнёс Буратино, — оставь парня в покое. Тот, кто курил, того уже среди нас нет.

Все посмотрели на Буратино с любопытством.

— Рокко, он нас нагрел, — пояснил Буратино, — он ушёл. Это был Комар.

Чеснок осмотрел всех присутствующих. Все были на месте, даже полицейский, а вот Комара не было.

— Так это он пожар устроил? — догадался Лука. Буратино только молча кивнул.

— Вот мразь, он мне сразу не понравился, — продолжал Крючок, — вечно весь такой душевный, аж противно, шуточки вечно шутил.

— А чего же ты с ним ржал вечно и покуривал? — осведомился Чеснок.

— Да кто ж знал, что он гнида? — начал было оправдываться Лука, но замолчал.

В воздухе повисла зловещая тишина, в свете керосиновых ламп бледнели перепачканные лица пацанов, и все взгляды были устремлены к Гопаку.

— Пацаны, вы чего? — медленно спросил тот.

Никто ему не ответил. Только ефрейтор Брассели отвернулся и пошёл к себе под навес.

— Пацаны, — продолжал Джанфранко, — матерью клянусь… Ни сном, ни духом…

Опять ему никто не ответил.

— Я же тут остался, а будь я гнидой, вместе с ним срулил бы.

— А может, ты хитрый, он срулил, а ты думаешь, что с тебя взятки гладки, — криво усмехался Чеснок. — Врёшь, брат, мы один ваш прикол уже схавали, на второй не поведёмся.

— Пацаны, ведь это же я Сливу подрезал, это меня Туз грозился замочить, — говорил Гопак.

— Это ещё бабушка надвое грозилась, а вот сарайчик мы еле потушили,

— вставил Лука.

— А как ты объяснишь, Джанфранко, что твой кент свинтил, а тебя бросил? — спросил Буратино.

— Так гнида, одно слово, что ж я могу сказать, раз он такой.

— А давно вы в кентах?

— Лет шесть уже.

— Ты с ним шесть лет уже? — Буратино покачал головой, как бы соглашаясь с тем, что шесть лет срок, конечно же, большой, — это ведь немало? Как ты считаешь?

— Треть жизни, — признался Гопак.

— Да, треть жизни, и после этого он тебя бросил. Странная у вас дружба, Джанфранко. А скажи нам, Джанфранко, что могло послужить мотивом этого поступка?

— Не знаю, — Гопак опустил голову. Он начинал терять надежду, и это чувствовали все. Кое-кому, отметил Буратино, его стало даже жалко. — Жадный он мальца, — продолжал Джанфранко, — и всегда хотел к большой банде прибиться, как он выражался, к перспективной.

— Неужто Комар карьерист? — усмехнулся Буратино. — И собирался сделать карьеру в большом коллективе?