Чувырло, я убью этого мужика. Мы с его дочерью станем королем и королевой, Боже, храни нас обоих! А Тринкуло и ты станете вице-королями. Как тебе такой сюжетец, а, Тринкуло?
Усраться можно.
Дай руку, друг! Мне искренне жаль, конечно, что пришлось тебя поколотить… Не, честно… Но, пока жив, скотина, лучше держи свой поганый язык за зубами!
По моим часам выходит, он отойдет ко сну примерно через полчаса. Ты убьешь его?
Сказал, убью, – значит, убью.
Предупрежу хозяина об этом.
Он будет невредим, не будь я Ариэль!
Калибан много радовать! Сильно счастлив! Бог с луны будет петь Калибана песня про морской дьявол? Калибан хочет подпевать!
Все твои просьбы, Чудище неотесанное, я нахожу исполненными смысла, в некотором смысле… Эй, Тринкуло! Споем что ли?
Музыка другой! Музыка совсем плохой!
Что за чепуха? Тринкуло, ты слышал? Что это было?
Это мотив нашей песенки, которая спета, в исполнении некой тени никого.
А ну! Если ты человек, покажись нам в своем настоящем виде, а если не человек, лучше уж вообще не показывайся!
Да простятся мне мои бессмысленные прегрешения!
Двум смертям не бывать, а одной не миновать… Иду на вы, Господи, помилуй!
Ты не боишься?
Нет, Чудик, нет. С чего ты взял?
Не бойся! Этот остров был всегда
Убежищем таинственного звука:
То слышен ход лесного перестука,
То – гуд огня, то мертвая вода
Бурлит в подземной полости, то треском
Прозрачных крыл ночную тишину
Рвут бесы-невидимки, то в плену
Слепящих дольний мир ужасным блеском
Гранитных скал – завоет снежный гад,
И эхо – следом, двадцать раз подряд…
Но иногда бывает по-другому:
С прохладою вдыхаешь легкий сон
И слышишь голос. Кажется, что он
Принадлежит кому-нибудь родному,
Любимому и любящему… Вдруг
Петух некстати ввысь швырнет руладу —
И тает сон, и ты навстречу аду
Идешь в слезах и ярости…
Вот оно что! Оказывается, вместе с королевством я еще и музыку халявную получу!
Как только уничтожишь Просперо!
А уничтожу я его, как только он уснет, а уснет он, как только отобедает, а отобедает… Да помню, помню я всю эту историю!
Звук удаляется. Была, не была, последуем за ним! Глядишь, и сами целы будем, и с трудами нашими скорбными управимся…
Чувырло, вперед! Барабанщика не видать, но барабанит он забористо. Я преисполнен боевого духа.
Если ты идешь, Стефано, я – за тобой.
Сцена 3
Я больше не могу, прошу пощады!
Прошли насквозь мы целый лабиринт,
И все постыло мне, и свет полудня
В глазах померк…
Ты думаешь, меня
Метания впотьмах не утомили?
Я так устал, что кажется, готов
В невежестве и тупости спасенья
И тихого убежища искать.
Кто про надежду ляпнул, что она
Последней умирает? Уж наверно
Я час назад ее похоронил
И все еще живу, хотя уверен:
Мой сын погиб.
А ты свою надежду
Не схоронил, достойный Себастьян?
Лишь усыпил на время, чтобы кровью