Буридан

— В том, что она коварна и хитра, я и не сомневаюсь. Но как насчет верности?

— В этом плане я за нее ручаюсь. Она столь же верна и надежна, как и я.

— Странно, — пробормотал Валуа, но вслух сказал: — Значит, ты ей доверяешь, и хочешь себе в помощницы именно ее?

— Да, монсеньор. Но, похоже, я понимаю, монсеньор, к чему вы клоните: должно быть, эта бедная Жийона совершила какую-то оплошность или, быть может, пыталась как-то меня очернить, так как я вижу, что она больше у своего хозяина не в милости.

— Она никогда и не была.

— Вот это-то меня и огорчает. Господи, пусть у Жийоны в той или иной степени присутствуют все недостатки ее пола: она легко выходит из себя и «благодаря» избытку воображения часто создает себе химеры, которые принимает за действительность, но на то она и женщина; а вообще-то она порядочная и сознательно никому не причинит вреда. Вам она преданна до гробовой доски, и потом, я в ней абсолютно уверен, так как, скажу вам по секрету, вскоре мы должны пожениться, и она от меня просто без ума.

Во время всей этой речи Валуа хохотал до колик в животе. Про себя же он думал:

«Черт возьми! Думает, что эта женщина от него без ума, тогда как еще вчера вечером, в конце концов, быть может, она просто была введена в заблуждение».

— Что ж, — сказал он вслух, — бери ее, раз уж она так тебе нужна.

— Благодарю, монсеньор. Осмелюсь просить вас самого сообщить об этом Жийоне.

— Почему?

— Потому, что она своевольна и часто поступает по собственному усмотрению, тогда как если монсеньор прикажет ей во всем мне подчиняться в этом деле, она уже не посмеет перечить и станет послушной как овечка.

— Хорошо, будь по-твоему.

Граф приказал позвать Жийону, которая не замедлила явиться.

Можно представить ее изумление, когда она увидела в комнате графа своего «жениха», который, похоже, был еще в большем фаворе, чем прежде.

Встревоженная, она спрашивала себя, что же произошло, и сверлила Симона пытливым взглядом, пытаясь распознать правду. Но хитрец был невозмутим. Наконец голос Валуа прервал поток ее мыслей:

— Госпожа Жийона, я на несколько дней передаю вас Маленгру. Подчиняйтесь ему во всем, что он вам прикажет, как подчинялись бы мне. И помните, если дорожите моей благосклонностью, что от того, как вы себя проявите в этом деле, зависит, забуду ли я ту ошибку, которую вы совершили вчера, или же накажу вас за нее.

— Я так и знал, — степенно промолвил Маленгр, — что она чем-то расстроила монсеньора. Когда же вы, Жийона, станете наконец серьезной? Вы можете ее простить, монсеньор, так как я вам ручаюсь, она станет меня слушаться и на протяжении всего этого дела будет ходить как по струнке. Не так ли, Жийона?

— Разумеется, — пролепетала Жийона. — Ведь подчиняться приказам монсеньора — мой долг. Что до моей ошибки, то я постараюсь ее исправить.

После этих слов Валуа спровадил обоих, переговорив о чем-то вполголоса с Маленгром, что весьма обеспокоило Жийону.

XVII. СХВАТКА ДВУХ ДЕМОНОВ

Когда они вышли из кабинета Валуа, Маленгр приблизился к Жийоне и вполголоса спросил:

— Мы можем поговорить у тебя, где нас никто не услышит? Нужно обсудить кое-что важное.

Ничего не ответив, Жийона кивнула — да, мол, можно.

Изучая спутника краем глаза, крайне обеспокоенная, Жийона спрашивала себя с тревогой, что известно Маленгру и каковы его намерения.

Но, так как лицо его было непроницаемым, она решила держаться с благоразумной осторожностью, пообещав себе играть осмотрительно, следя за малейшими жестами Симона, замыслившего, как ей казалось, нечто коварное.

Когда они оба устроились в небольшой комнатушке, которая была выделен ей в Тампле, Жийона жестом предложила Маленгру сесть и сама присела у окна, выходившего на внутренний двор, и, готовая поднять на ноги весь гарнизон при первой же попытке насилия, замерла в ожидании объяснений Маленгра.

Тот степенно уселся, внешне — очень спокойный и, казалось, не имеющий никаких дурных намерений.

— Жийона, — начал он тихим голосом, — кто-то оказал мне плохую услугу, оклеветав меня в глазах монсеньора.

Жийона решила, что речь идет о ней, поскольку Симон смотрел ей прямо в лицо; она еще более насторожилась и ответила безмолвным вопрошающим взглядом.

— Да, Жийона, — продолжал Маленгр, — монсеньору известно о той роли, которую, сам того не желая, я сыграл в похищении Миртиль. Уж и не знаю, какой предатель выложил ему все, все, слышишь?..

— И, — медленно проговорила Жийона, — кто же, по-твоему, совершил эту гнусность?

— Ха! — произнес Маленгр, выразительно пожав плечами. — Кабы я знал!.. Какой-нибудь завистливый слуга, метящий на мое место. Но — терпение. Если я выясню, кто это был, а в один прекрасный день я это обязательно выясню, я даже рассчитываю на твою в этом помощь, мы уж с ним поквитаемся, не сомневайся, ха-хах!..

Жийона не смогла сдержать дрожи, столь неумолимо угрожающим показался ей тон, коим были произнесены эти слова, и столь зловещим, не оставляющим никакого сомнения в том, что рано или поздно это возмездие непременно осуществится, смехом они сопровождались.