Буридан

— Позволь я тебе помогу, должно быть, она тяжелая, такая-то шкатулочка, особенно для столь хрупкой женщины, как ты, моя милая Жийона.

При этих словах в глазах его воспылал огонь вожделения, и он рассмеялся прерывистым смехом.

Он уже протягивал руки, чтобы схватить вожделенную шкатулку, но Жийона прижала ее к груди, словно мать, защищающая свое дитя, и сказала:

— Нет-нет, я прекрасно донесу ее и сама.

Не настаивая, он промолвил:

— Как скажешь, дорогая, я просто хотел оказать тебе услугу. Но что мы стоим в саду, пройдем-ка в дом.

Уверенный в том, что никуда она не денется, и желая ее успокоить, Маленгр первым направился к дому.

Жийона покорно последовала за ним и вошла в тот зал, где некогда шпионила и предавала бедную Миртиль. Едва она переступила через порог, Симон тщательно запер на засовы и эту дверь, после чего поспешил пояснить:

— На всякий случай, сама понимаешь, мало ли что может произойти?

Жийону вдруг посетила доселе не приходившая в голову мысль, что она может угодить в ловушку. Симон же, все такой же веселый, заискивающе пробормотал:

— Подожди, я зажгу свечу… в это время года быстро темнеет… Вот, теперь я хоть вижу твои глаза. Как же мне нравится смотреть в твои глаза, моя милая Жийона. Присаживайся, раздевайся, мы же здесь дома, и никто нас не побеспокоит. Подумать только: логово ведьмы, брр!.. Да сюда ни единая живая душа не осмелится зайти.

Он продолжал смеяться, потирая руки с неподдельным ликованием.

Маленгр сел довольно-таки далеко от Жийоны, напротив, и — то ли случайно, то ли преднамеренно — прямо у двери, и, положив обе руки на эфес шпаги (так как он запасся оружием), уперся в них подбородком и смотрел на нее, смеясь.

И от этого смеха, скорее, даже хрипа, больше похожего на скрежетание ударяющихся одна о другую косточек, Жийона опять начала испытывать чувство какой-то необъяснимой тревоги.

Она сидела на краешке стула, со смутным беспокойством обводя взглядом зал, который, однако же, знала лучше, чем кто-либо, обеими руками вцепившись в стоявшую у нее на коленях шкатулку.

Он же смотрел на нее, все так же смеясь, и, словно зачорованный, промолвил:

— Значит, пришла все-таки?..

— Ну да, — удивленно сказала она. — Разве мы не договаривались?

— Что ж, я рад, — произнес он, отвечая скорее на собственные мысли, нежели на то, что говорила она.

— Я тоже рада, — сказала Жийона, не особо понимая, что говорит, — столь странным ей казалось поведение Маленгра.

«Уж не сошел ли он с ума? — думала она. — Черт, случалось и не такое. Он был тщеславен, этот Симон, и, возможно, печаль от потери положения при монсеньоре, унижение от бегства, крушение планов на будущее. Но, кстати, мы ведь здесь именно для того, чтобы бежать. Быть может, стоит поторопиться».

И она промолвила вслух:

— Что-то я не вижу твоей кубышки, тогда как я свою принесла, и, возможно, нам следует как можно скорее приступить к дележу.

— Моей кубышки? — сказал Маленгр, казалось, наконец очнувшись от этого подобия сна. — Я ее еще не выкопал.

— А! — только и сказала Жийона.

И взгляд ее сделался холодным, руки еще сильнее вцепились в шкатулку, словно для того, чтобы защитить ее от любого нападения.

— Но это ерунда, моя милая Жийона, мы всегда можем начать с того, что проверим содержимое твоей, а потом я схожу за своей.

— Почему бы не сходить сейчас же, Симон? Так нам придется выполнить всего одну операцию.

— Не волнуйся, операция действительно будет всего одна. Давай-ка взглянем, что в этой красивой шкатулочке.

— Ты не получишь мою шкатулку, пока не принесешь и поставишь передо мной свою собственную кубышку.

— Как!.. Ты настолько мне не доверяешь?.. Это нехорошо, знаешь ли. Что ж, вот мой кошелек, который я показывал тебе утром. Посмотри, какие чудесные золотые монеты, Жийона. И, знаешь ли, я их проверял — а хочешь, и сама проверь — это чистое золото, высшей пробы, и не той чеканки, что была при покойном короле Филиппе, да будет земля ему пухом, неважный был из него чеканщик. Можешь взглянуть, Жийона, можешь проверить, пересчитать. Я не такой, как ты, я людям доверяю.

При виде разложенного на столе, прямо перед ней, золота Жийона не смогла устоять перед искушением.

Она отставила шкатулку в сторону, чтобы погрузить крючковатые пальцы в гору столь завораживающих ее прекрасных монет, и принялась проверять каждую, взвешивать на руке, а затем и пересчитывать.

Они придвинулись друг к другу, головы их соприкасались, и они оба улыбались, — то была картина одновременно и мрачная, и смешная.

— Сто! — сладострастно вздохнула Жийона. — Здесь ровно сто золотых монет.

— И ни единой меньше, — подтвердил Маленгр, — я уже пересчитал, как сама понимаешь. Хе!.. Приличная сумма, не так ли?..

Затем со щемящей тоской он добавил:

— Как подумаю, что половина всего этого — твоя. Вот зачем тебе это золото?..

Его отчаяние выглядело столь искренним, что ее недоверие начало мало-помалу таять.

— Ну, Симон, раз уж половина этого золота — моя, я могу его взять?..

— Конечно-конечно, моя милая Жийона, как только мы проверим содержимое твоей шкатулочки.