Буржуазия и царизм в первой русской революции

По мнению Герденштейна, сохранение частного землевладения необходимо по следующим причинам: 1) при представительном образе правления капиталисты должны иметь в палате противовес в лице землевладельцев, так как их антагонизм ведёт к рабочим и аграрным реформам; 2) частное землевладение имеет важное значение для земского самоуправления; 3) помещичье хозяйство является во многих случаях культурным центром как в смысле техники, так и в смысле распространения всякого рода знаний и умственного развития; 4) огромный капитал, лежащий в постройках, пригодных для помещичьего хозяйства, при раздаче земли крестьянам погиб бы безвозвратно²¹⁴. Выступая таким ретивым адвокатом сохранения помещичьего землевладения, Герценштейн имел полное право квалифицировать обвинение правительства, будто кадеты добиваются чёрного передела, как аграрную провокацию.

В отличие от крепостников, которые считали недопустимым принудительное отчуждение даже части помещичьих земель, так как «из этой бреши учение социализма сделает громадное отверстие»²¹⁵, кадеты заявляли, что без обещания «прирезки» земли нельзя остановить крестьянские волнения. Защищая свою аграрную программу, они с особой силой подчёркивали, что «принудительное отчуждение есть единственное средство против разорительной жакерии»²¹⁶. Вот почему крепостнические зубры, отвергшие кадетский принцип принудительного отчуждения, рисовались им как «революционеры справа», которые своей твердолобостью подливают масло в огонь, питают и двигают вперёд революционное движение. «Вы хотите, — говорил в Думе Герценштейн, обращаясь к крепостникам, — чтобы зарево охватило целый ряд губерний? Мало вам разве опыта майских иллюминаций прошлого года, когда в Саратовской губернии чуть ли не в один день погибло 150 усадеб? Сейчас пожар, его надо тушить, а потушить можно только увеличением площади землевладения» крестьян²¹⁷.

С особой точкой зрения выступил в Думе Петражицкий, который отстаивал мысль о необходимости поддерживать более зажиточные элементы крестьянства, предоставляя остальным отходить от земли. По его мнению, «реформа должна быть так проведена, чтобы был из деревни свободный выход и даже вытягивание людей… Надо, между прочим, иметь в виду и промышленность, и торговлю…». Главный изъян проекта «42-х» Петражицкий видел в том, что, предоставляя крестьянам участки только в пользование, а не в собственность, он искусственно прикрепляет крестьян к земле. Между тем «желательно по возможности создание зажиточных людей, которые могли бы получать просвещение… Но для этого необходимо наделение частной собственностью, а не пользование ею, нужно, чтобы была возможность дифференциации, чтобы те, кто находит, что лучше в городе, могли продать свой участок и идти в город, избрать иные профессии, а другие, оставаясь на земле, могли бы прикупить земли. Нужно создать такие формы, при которых в сельском населении воспитывалась бы хозяйственная деловитость, развивалась предприимчивость, а для этого нужно воспитать её на праве собственности. Это недостижимо при национализации земли, частной или полной»²¹⁸.

В душе кадетское руководство сочувствовало ставке на «сильных», которую выдвинул Петражицкий. Но оно понимало, что в условиях разгорающегося аграрного пожара нельзя предлагать меры, рассчитанные на продолжительный срок, а необходима экстренная мера, и такой мерой они считали дополнительное наделение землёй, причём «на первый план, — писал Герценштейн, — должны быть поставлены крестьяне, получившие четвертной или нищенский надел. Это тем более необходимо, что… местности, на которых всего больше практиковался такой способ наделения землёй, являются постоянным очагом для аграрных неурядиц, принимающих подчас острую форму»²¹⁹.

В этих словах Герценштейна ярко выступает лейтмотив кадетского проекта аграрной реформы, который в сущности сводился к тому, чтобы «заткнуть рты голодным крестьянам». Прежде чем приступить к созданию крепкого фундамента для буржуазной России в лице «крепких и сильных» крестьян, кадеты считали необходимым пройти через известный этап успокоения всего крестьянства.

Но, проектируя «второе издание» реформы 1861 г., кадеты не учли, что с того времени классовый антагонизм крестьян и помещиков стал неизмеримо глубже, а крестьянство стало гораздо сознательнее, ибо во главе его шёл в 1905–1906 гг. революционный пролетариат. При таком положении кадетский проект не имел шансов на успех. Крестьяне не только не дали бы провести себя, как в 1861 г., но использовали бы даже кадетскую земельную реформу в интересах сплочения своих сил для революционной борьбы за уничтожение всего помещичьего землевладения.