Буржуазия и царизм в первой русской революции

После такого «напутствия» даже Гучков и Львов убедились в отсутствии у высших сфер искреннего желания «переменить курс» и пойти по пути «широких реформ». Поэтому они якобы решили отказаться от министерских постов. Но из писем Николая II Столыпину явствует, что инициатива прекращения попыток привлечь общественных деятелей в правительство исходила от царя: из разговора с Гучковым и Львовым он «вынес глубокое убеждение, что они не годятся в министры сейчас. Они не люди дела, т. е. государственного управления, в особенности Львов» ³⁶⁰. Вообще же Николай II «не переменил своего мнения о пользе привлечения людей со стороны», но он принципиально «был против вступления целой группы лиц с какой-то программой»³⁶¹. Тем не менее Гучков и Львов на аудиенции у царя высказали непреклонное желание работать на местах в пользу того, чтобы будущий состав Государственной думы не представлял собой такого господства «крайних элементов», как в распущенной Думе ³⁶².

Так закончилась третья (и последняя) попытка образования кабинета министров с участием либеральных деятелей.

Мы видели, что ещё в Выборге кадетские лидеры, узнав, что в столице спокойно, забили отбой. Патетическая сцена, разыгранная в конце заседания 10 июля, оказалась последним всплеском волны кадетской «революционности».

Сразу после подписания выборгского манифеста кадеты стали применять, по меткому определению Ленина, «провозглашённый этим воззванием принцип пассивного сопротивления по отношению к самому же воззванию» ³⁶³.

15 июля центральный комитет кадетской партии присоединился «принципиально» к выборгскому манифесту, но предоставил практические меры, связанные как с распространением, так и содействием к осуществлению требований манифеста, на усмотрение местных комитетов и отдельных членов партии и предупредил, что «открытое выступление комитетов в этом деле не должно иметь места до партийного съезда» ³⁶⁴.

Таким образом, центральный комитет воздержался от дачи директив о практическом осуществлении выборгского манифеста до решения съезда. Самый же съезд, назначенный первоначально на конец августа, был затем перенесён на сентябрь. Отсутствие директив из центра ещё более усиливало замешательство и разброд среди кадетов, вызванные внезапным роспуском Думы.

При обсуждении в местных группах партии вопроса о выборгском манифесте обозначались по крайней мере три течения.

Правые кадеты, находя этот акт противозаконным и нецелесообразным, прямо заявляли, что «партия на условиях выборгских постановлений существовать не может»[59]. Особенно не одобряли правые кадеты призыва к отказу от отбывания воинской повинности, указывая, что этим путём «можно вовлечь население без пользы в тяжёлые последствия» ³⁶⁵. В Воронеже помещичья часть группы возмущалась безответственностью «такого шага — бросить манифест в обращение среди крестьян, которые и без того жгли имения» ³⁶⁶. Считая манифест бесспорной политической ошибкой, правое крыло партии решительно отказывалось как распространять, так и содействовать проведению в жизнь его постановлений.

Левое крыло партии, напротив, всецело одобряло призыв к пассивному сопротивлению и считало вполне возможным его осуществление. Смоленский губернский комитет писал в центральный комитет 19 августа, что «мысль о неплатеже податей воспринята повсюду и имеет много шансов на проведение…» ³⁶⁷.

Некоторые кадетские группы, считая выборгский манифест «бледным и бесцветным», полагали, что нужны были средства посильнее. Севастопольский комитет, например, сожалел о том, что Дума не обратилась с воззванием к войскам ³⁶⁸. Рязанский губернский комитет с участием делегатов от уездных групп нашёл, что «трудно в настоящее время удержаться в узких рамках строго легальной деятельности», а потому необходимо вступать с левыми партиями в соглашение по некоторым, не противоречащим общим принципам партии народной свободы вопросам, как, например, по вопросу о всеобщей забастовке ³⁶⁹.

Кадетский «центр», стремясь притянуть друг к другу оба фланга партии, предлагал идти «средним путём», а именно признать выборгский манифест условно правильным. «Если не будет выборов, пустить его в ход, — комментировал это предложение Чубинский, если выборы будут, тогда нужда в таких мерах исчезает и перед нами парламентский путь открыт» ³⁷⁰.

Такие же разногласия в оценке выборгского манифеста обнаружились и в центральном комитете при подготовке тактического доклада к предстоящему съезду партии.

Милюков утверждал, что «наша партия до сих пор сделала слишком мало для осуществления выборгского воззвания и потому и впредь не имеет права давать сигнал к осуществлению» ³⁷¹.

По мнению Милюкова, «остановиться на пассивном сопротивлении теперь нельзя: оно непременно перейдёт в активное». Но это вызовет репрессии и помешает избирательной кампании партии. Поэтому он предлагал перед выборами «разоружиться», отказавшись от выборгского манифеста. «Но при этом мы должны сказать, что принцип пассивного сопротивления мы очень уважаем и теперь только держаться его не можем» ³⁷².