Буржуазия и царизм в первой русской революции

А. И. Гучков и Н. Н. Львов, примирившиеся с актом роспуска Думы и выражавшие полное доверие политике нового премьера, были готовы войти в кабинет Столыпина. Шипов же колебался, так как он считал Столыпина главным виновником роспуска Думы и лицом, сорвавшим образование кабинета из представителей думского большинства. Тем не менее он вместе с кн. Г. Е. Львовым посетил Столыпина 15 июля.

На предложение Столыпина войти в состав образуемого им кабинета Шипов и Львов изложили условия, при которых они согласились бы принять приглашение Столыпина. Среди этих условий были предоставление половины министерских портфелей общественным деятелям, подготовка к внесению в Государственную думу проекта земельного устройства и расширения крестьянского землевладения, для чего правительство не остановится «в случаях необходимости» и перед принудительным отчуждением части помещичьих земель, приостановка применения смертной казни до созыва Думы и амнистия всем лицам, привлечённым к ответственности и отбывающим наказание за участие в освободительном движении и не посягавшим при этом на жизнь людей и чужое имущество. Вновь образованный кабинет должен также безотлагательно выработать законопроекты, регулирующие пользование правами и свободами, возвещёнными манифестом 17 октября, и ввести их временно, впредь до одобрения их Думой. В то же время правительство должно прекратить действие всех исключительных положений. В заключение Львов и Шипов считали необходимым в целях успокоения страны приступить возможно скорее к производству выборов и созвать Государственную думу не позднее 1 декабря 1906 г. Столыпин слушал невнимательно и в конце беседы сказал, что теперь не время для слов и программ, а нужно общественным деятелям верить царю и его правительству. Видя, что они не находят общего языка, Львов и Шипов сочли дальнейший обмен мнений с председателем Совета министров бесполезным и удалились ³⁵³.

После отказа кн. Львова и Шипова Столыпин обратился с просьбой занять место в новом правительстве к А. Ф. Кони. 17 июля Кони имел продолжительную беседу со Столыпиным. На отказ Кони Столыпин заявил, что перед царём три дороги — реакция, передача власти кадетам и образование коалиционного министерства с участием общественных деятелей, причём «европейское» имя Кони должно послужить «фирмой», которая привлечёт к новому правительству симпатии населения. Путь реакции нежелателен, кадеты скомпрометировали себя выборгским воззванием, Муромцев, к которому хотел обратиться царь, стал невозможен, остаётся третий путь, имеющий особенное значение ввиду предстоящих выборов. В заключение Столыпин коснулся избранной им тактики. «Задача правительства, — сказал он, — проявить авторитет и силу и вместе с тем идти по либеральному пути, удерживая государя от впадения в реакцию и подготовляя временными мерами основы тех законов, которые должны быть внесены в будущую Думу» ³⁵⁴. На это Кони ответил, что он не верит в то, чтобы его имя могло как-либо повлиять на будущие выборы. По его мнению, «центр тяжести улучшения будущих выборов лежит… в немедленных мерах по аграрному вопросу» ³⁵⁵. В ближайшие два дня Гейден и Гучков продолжали уговаривать Кони отказаться от его решения, причём Гейден снова развивал ему «фантастическую теорию удара наших имён по общественному воображению» ³⁵⁶.

Между тем политическая обстановка после быстрого подавления Свеаборгского и Кронштадтского восстаний явно складывалась в пользу царизма. В результате вся затея с приглашением общественных деятелей в правительство затрещала по всем швам.

19 июля Столыпин поехал с известием об отказе Кони в Петергоф и вернулся, по словам М. А. Стаховича, «неузнаваемым. Объявил, что свободных только два портфеля; что Щегловитов (министр юстиции. — Е. Ч.) очень нравится государю; что принимает программу только капитулирующее правительство, а сильное само её ставит и одолевает тех, кто с ним не согласен…» ³⁵⁷.

Вечером этого же дня Столыпин поставил в известность Гучкова и Львова о приглашении их царём в Петергоф, дав понять Гейдену, что его кандидатура на пост государственного контролёра отпадает, так как Николай II признаёт необходимым удержать Шванебаха[58].

При этом, давая инструкции вызванным к царю, Столыпин подчеркнул, что не только о парламентском режиме не может быть речи, но и что нынешний образ правления вовсе не конституционный, а лишь представительный. Поэтому им не следует упускать из виду, что они имеют дело с монархом, условия ограничения власти которого могут и должны исходить исключительно от его воли. В частности, с царём напрасно говорить об отмене смертной казни: он не пойдёт ни на какие доводы в этом отношении, покуда сам не признает своевременным отменить это наказание ³⁵⁸.