Буржуазия и царизм в первой русской революции

Вслед за «объединённым дворянством» признали акт 3 июня «прискорбной необходимостью» ²⁵⁷ и октябристы. Вообще к этому времени последние так тесно переплелись с крайними правыми, что их не без основания называли стыдливыми черносотенцами. Октябристский «Голос Москвы» видел в ультраправых «превосходное противоядие, ослабляющее влияние революционных фракций». С начала думской сессии октябристы участвовали в объединённых совещаниях с черносотенными депутатами Думы. Они вошли в соглашение с правыми при выборах председателя Думы, выставив в качестве общего кандидата Н. А. Хомякова. Вместе с правыми октябристы требовали, чтобы Дума осудила революционный террор ²⁵⁸. Октябристы высказались против политической амнистии и расхваливали военно-полевые суды, которые, по их мнению, «подорвали не устои государственности, а устои революции». В связи с внесением в Думу законопроекта об автономии Польши съезд октябристов призвал Думу «безотлагательно и недвусмысленно» отвергнуть этот проект и «тем пресечь в корне первую прямую попытку к расчленению России» ²⁵⁹.

Разрешение аграрного вопроса октябристы, как и крайние правые, представляли себе только на путях поднятия земледельческой культуры и переселения избытка крестьянского населения на свободные казённые, кабинетские и удельные земли. На заседании Думы 9 апреля М. Я. Капустин подчеркнул, что для утоления земельного голода крестьян путь уже указан царскими указами о наделении крестьян казённой и удельной землёй²⁶⁰. Особенно враждебно октябристы встретили законопроект левых фракций о создании местных комитетов для подготовки земельной реформы.

В воззвании «Союза 17 октября» по поводу государственного переворота 3 июня «первопричиной и виновницей» нового потрясения политической жизни страны объявлялась революционная деятельность левых партий. «С грустью» признавая, что изменение положения о выборах осуществлено с нарушением Основных законов, октябристы оценку этого акта считали «преждевременной», а необходимость его — «прискорбной»²⁶¹.

Биографы А. И. Гучкова уверяют, что как раз он и «подсказал» Столыпину идею государственного переворота 3 июня 1907 г. — пожертвовать формой законности для спасения народного представительства ²⁶². Так оно было или нет — в советах, как мы видели, недостатка не было; несомненно одно: октябристы активно мобилизовывали «общественное мнение» в пользу такого переворота. Так, в записке, составленной будущими лидерами фракции «Союза 17 октября» в III и IV Государственных думах Н. И. Антоновым и Н. В. Савичем, без обиняков признавалось, что «изменение существующей ныне избирательной системы путём нормального законодательства невозможно вследствие состава Думы и единственный выход из заколдованного круга — это изменение закона о выборах путём императорского манифеста» ²⁶³. Эта записка была принята собранием предводителей и депутатов дворянства Харьковской губернии, и препровождена в Совет объединённого дворянства. Некоторые её положения — сохранение прежнего контингента избирателей, приостановка выборов на окраинах[74], прямое голосование в городах с отдельным представительством— вошли в новый избирательный закон.

Но поистине аппетит приходит во время еды! Хотя третьеиюньский закон предоставил крупной буржуазии значительные привилегии, её претензиям не было конца. В этом отношении заслуживает внимания записка председателя Московского биржевого комитета Крестовникова от 8 июня 1907 г. на имя министра торговли и промышленности. Крестовников просил об одном: чтобы все директора и члены правлений акционерных и паевых компаний независимо от уплачиваемого ими промыслового налога были бы переведены из второй городской курии, где у них не было шансов на избрание, в первую, где эти шансы, естественно, возрастали ²⁶⁴. Об этом пожелании через председателя Совета съездов представителей промышленности и торговли В. И. Тимирязева было доведено до сведения Столыпина, но тот отказался помочь, заявив, что такое изменение нельзя произвести в порядке инструкции, а издавать на сей предмет высочайший указ невозможно. Сообщив об этом Крестовникову, Тимирязев с раздражением восклицал: «Опять старое утешение, что крупные представители торгово-промышленного сословия могут попасть и в выборщики, и в члены Думы в качестве домо- и землевладельцев!»²⁶⁵

Безрезультатным оказался и демарш Петербургского общества заводчиков и фабрикантов. Посетившая Столыпина делегация общества заявила, что значительное большинство петербургских фабрик и заводов принадлежит акционерным обществам, которые, как таковые, не пользуются избирательным правом, а потому голоса промышленников без пользы для себя расплывутся в массе голосов домовладельцев, ввиду чего в среде фабрикантов возникла мысль ходатайствовать перед верховной властью о создании особой промышленной курии, чтобы обеспечить в Думе представительство промышленности, как оно обеспечено рабочим. Столыпин ответил, что «это вряд ли возможно» ²⁶⁶.