Буржуазия и царизм в первой русской революции

Но большинство кадетских лидеров предпочитало маневрировать. При этом их расчёт строился на том, чтобы, опираясь на колеблющиеся элементы из железнодорожного союза, меньшевистской группы и партии эсеров, взорвать забастовку изнутри. Д. И. Шаховской оспаривал утверждение, что «забастовка есть дело крайних партий; к ней только прицеплен флаг крайних партий… Вообще забастовку следует приписывать главным образом не крайним партиям, а сознательной части пролетариата — железнодорожному союзу и т. д. И так надо её принимать»⁵². Его поддержал Ф. Ф. Кокошкин, заявивший, что не все присоединяются к забастовке ради целей, выставленных в воззвании Совета рабочих депутатов и революционных партий: «…служащие в управе, железнодорожные служащие и т. д. С этими служащими можно согласиться и в этих пределах выразить сочувствие» ⁵³.

В принятой 15 декабря 1905 г. центральным комитетом резолюции подчёркивалось, что «кадетская партия не сочувствовала объявлению забастовки, она считала её в данный момент большой ошибкой, не разделяя её цели — установления республики, и всегда отрицательно относилась к вооружённому восстанию». Но кадеты не могут признать, что во всём виноваты только крайние партии. «Смута» питается в основном тем, что не исполнен манифест 17 октября. Поэтому власть должна «послушать народного голоса» и установить такой политический строй, при котором народ будет иметь возможность мирным путём осуществлять свою настоящую волю. Тогда он прекратит приёмы революционной борьбы и сделается глухим к призывам к восстанию. «И чем разрушительнее эти приёмы, чем грознее опасность восстания, тем преступнее медлительность и упорство правительства, тем больше наша обязанность сказать ему, что только в этом спасение»⁵⁴.

«Полярная звезда». Если кадетское руководство ещё пыталось балансировать между царизмом и революцией, то правое крыло партии выступило с «открытым забралом». В разгар Московского вооружённого восстания стал выходить под редакцией П. Б. Струве еженедельник «Полярная звезда», открывший собой «веховское» направление в русском либерализме. Струве первый выступил с клеветнической оценкой Московского восстания как «путча», легкомысленно и преступно затеянного кучкой фанатиков и заранее проигранного. «В Москве, — утверждал Струве, — не было вооружённого восстания населения, были столкновения отдельных, относительно весьма немногочисленных, групп населения с полицией и войсками, были бутафорские баррикады, воздвигнутые «революционной» интеллигенцией в союзе с терроризированными дворниками и увлечёнными уличными мальчишками, была отчаянно храбрая, геройская борьба нафантазированных, обрёкших себя гибели рабочих»⁵⁵. Эта версия впоследствии прочно вошла в арсенал либеральной и меньшевистской историографии.

На страницах «Полярной звезды» «поумневшие» либералы развернули ожесточённую кампанию против «русского политического максимализма» в лице большевистской части РСДРП. При этом они настойчиво варьировали мысль о том, что «революционный максимализм» и «бюрократическая реакция» питают друг друга.

В статье «Два забастовочных комитета» Струве писал, что «в Российской империи нет правительства управляющего и организующего. В ней два борющихся между собой забастовочных комитета». Один — политическими забастовками довёл страну до полной хозяйственной дезорганизации; другой — под фирмой «Витте— Дурново — Дубасов», питаясь «безумствами» первого, объявил «забастовку» дарованной царём конституции, упразднив манифест 17 октября и возвещённые им свободы ⁵⁶.

Будущие веховцы требовали, чтобы кадетская партия бросила заигрывать с «тёмной народной стихией», отказалась от компромиссов налево и всегда говорила «не только одну правду, но и всю правду». А. А. Кауфман в статье «Познай самого себя!» предлагал устранить из кадетской программы всякие недомолвки и двусмысленности. «Мы не выставляем на нашем знамени… республики, — писал он, — потому что идея республики совершенно чужда сознанию и чувству массы русского народа. Мы стоим за 8-часовой рабочий день, но мы не можем настаивать на немедленном его введении, раз это будет грозить закрытием фабрик и безработицей. Мы за передачу земли в руки трудящегося народа, но мы не можем стоять за уничтожение теперь же всякого рентного землевладения, потому что признаём частновладельческое хозяйство за необходимый пока двигатель сельскохозяйственного прогресса… Мы, безусловно, отвергаем «революционное» проведение… экономических и социальных преобразований».