Буржуазия и царизм в первой русской революции

В связи с этим 8 января в Москве состоялось объединённое заседание Петербургского и Московского центральных комитетов «Союза 17 октября». По мнению П. А. Гейдена, «правительство тем опасно, что оно неискренно» и поэтому нельзя доверять ему. Но в то же время и сам Гейден, и остальные члены ЦК считали, что «валить» Витте нежелательно, так как в случае его падения возможно назначение ещё более реакционного премьера. «Как бы не променять кукушку на ястреба, Витте на Дурново», — предупреждал Д. Н. Шипов ¹⁹. Собрание остановилось на формуле условной поддержки: ««Союз 17 октября» будет содействовать министерству гр. Витте только в том случае, если кабинет будет последовательно и в должной полноте осуществлять свободы, дарованные манифестом 17 октября»²⁰.

Относительно же определения существа царской власти собрание остановилось на заключении, что сохранение титула «самодержавный» не противоречит манифесту 17 октября, которым отменяется лишь неограниченность власти монарха, и в этом смысле должно быть внесено изменение в основные государственные законы²¹. Решено было также объявить, что манифест 17 октября, являясь выражением доброй воли царя, исключает вопрос о принесении им присяги и вопрос этот может относиться лишь к наследнику престола ²².

В начале 1906 г. среди имущих классов прочно держался взгляд, что только скорейший созыв Государственной думы может «разоружить революцию». Такая уверенность покоилась на том, что крестьяне ожидали от Государственной думы «прирезки» земли. На съезде губернских и уездных предводителей дворянства 7—11 января многие делегаты указывали, что крестьяне «всецело» ждут разрешения аграрного вопроса от Думы. Поэтому съезд признал крайне необходимым скорейший созыв Государственной думы, в которой в первую очередь должно быть поставлено «коренное разрешение аграрного вопроса, при этом в основание должен быть поставлен принцип неприкосновенности частной собственности и широкое облегчение перехода от общинного владения к подворному и хуторскому»²³. На соединённом заседании Петербургского и Московского центральных комитетов «Союза 17 октября» 8 января 1906 г. кн. Н. С. Волконский подчеркнул, что крестьяне ожидают «разъяснения земельного вопроса от Думы и в последнее время приостановились почти все сделки по покупке ими земли при посредстве Крестьянского банка. Необходимо возможно скорее приступить к выборам в Думу, особенно от крестьян… Если в начале апреля Дума не будет созвана, волнения снова могут усилиться»²⁴.

Считая Думу единственным средством «успокоения» страны, либеральная буржуазия, естественно, испытывала тревогу по поводу стремления «крайних» партий воспрепятствовать её созыву. Ещё на царскосельском совещании 5 декабря 1905 г. октябрист барон Корф выражал опасение, что «революционеры не дадут помещикам приехать на выборы и будут препятствовать пройти им спокойно. А между тем созыв Государственной думы — это конец революции. Необходимы поэтому самые серьёзные меры охраны. Для защиты избирателей нужны полиция и войска»²⁵. Соединённый комитет крупнобуржуазных партий в Петербурге обратился к председателю Совета министров с ходатайством издать временные правила для ограждения избирателей «от насилий тех политических партий, которые возвели бойкот Государственной думы в основной лозунг своей программы»²⁶. Вместе с тем, опасаясь грубой фальсификации выборов при режиме исключительных положений[43] царской администрацией, что подорвало бы доверие населения к Думе и тем сыграло бы на руку революционерам, Соединённый комитет обратился к министру внутренних дел с запиской, в которой просил отменить запрещение собраний в Петербурге ²⁷.

Избирательные платформы буржуазных партий. II Всероссийский съезд делегатов кадетской партии (5—11 января 1906 г.), обсудивший вопрос об участии в Думе, подтвердил, что партия представляет собой «соединение несоединимого», очень непрочный блок контрреволюционных либеральных помещиков и радикальной мелкой буржуазии, тащившей партию влево. И всё искусство кадетских вожаков уходило на приискание примирительных формул ради сохранения внешнего единства партии.

Правда, за бойкот Думы раздались только единичные голоса. Вопрос о том, нужно ли идти в Думу, был решён утвердительно большинством всех против двух²⁸.

Но зато страстные прения развернулись по вопросу о том, можно ли приступить в Думе, избранной по закону 11 декабря 1905 г., к постоянной органической работе как в нормальном учреждении, или первым и единственным актом кадетов в Думе должно быть проведение закона о всеобщем голосовании.