Буржуазия и царизм в первой русской революции

В обращении ЦК к местным группам в декабре 1905 г. подчёркивалось, что «Государственная дума не может быть признана правильным представительством», поэтому «задачей кадетской партии является по-прежнему Учредительное собрание»²⁹. Но на съезде Милюков заявил, что, не отказываясь от термина «Учредительное собрание» в принципе, не следует вносить его в избирательный манифест³⁰. Это заявление вызвало протесты со стороны провинциальных делегатов. Они лучше знали настроение масс и понимали, что отказ заплатить по выданному ранее векселю сильно подорвёт «кредит» кадетской партии в стране. Съезд принял компромиссное решение: он признал необходимым заменить в избирательном манифесте термин «Учредительное собрание» более неопределённым: «Дума с учредительными функциями», но предоставил местным группам свободу употреблять его или нет в своих воззваниях³¹.

Отказ от лозунга Учредительного собрания означал в сущности признание органической работы в Государственной думе по закону 11 декабря 1905 г. как в нормальном учреждении. Правое крыло съезда так и поступало, требуя для Думы полной «свободы рук».

Родичев и Струве внесли 6 января предложение, в котором подчёркивалось, что «партия не может с точностью указать пределы её участия в законодательной работе Думы, так как они должны быть указаны самим ходом жизни». Это предложение было поставлено на баллотировку и принято большинством 56 голосов против 38. Но на следующий день, 7 января, В. М. Гессен потребовал пересмотра резолюции Родичева — Струве на том основании, что в ней не указана невозможность для партии органической работы в Думе как постоянном учреждении. Съезд постановил остаться при голосовании 6 января, но в виде дополнения к резолюции Родичева — Струве огромным большинством постановил, что партия «должна стремиться осуществить через посредство Думы всеобщее и прямое избирательное право и мероприятия, неотложно необходимые для успокоения страны и мирного перехода к правильному народному представительству, а по достижении этой цели добиваться немедленной замены Думы собранием, избранным путём всеобщего и прямого голосования»³². Таким образом съезд одновременно утвердил два противоположных мнения: одно — против так называемой органической работы, другое — за то, чтобы Дума осуществила мероприятия, необходимые для успокоения страны, т. е. занялась аграрным вопросом, регулированием политических свобод, что, конечно, нельзя не признать органической работой.

Подобное хамелеонство показалось чрезмерным даже некоторым делегатам съезда. По словам кн. Е. Н. Трубецкого, эта формула «производит такое впечатление, что мы избирателей вводим в заблуждение. Выходит так, что поднят один футляр — есть органическая работа, поднят другой футляр — нет органической работы». Объясняя такое фокусничество нежеланием кадетских лидеров провести точную границу слева, Трубецкой после съезда вышел из партии.

Чтобы отвести от партии подозрение в скрытом республиканстве, ЦК предложил к § 13 программы прибавить, что «Россия должна быть конституционной и парламентарной монархией». При этом в оправдание своего монархизма лидеры партии лицемерно ссылались на то, что «идея царя крепко живёт в народе», что «для России потребуются потоки крови для водворения республики» и что кадеты, как «демократическая» партия «должны по возможности стоять ближе к народу, а не навязывать ему тех принципов, которые мы считаем идеальными» ³³. Съезд принял § 13 программы в редакции центрального комитета и отклонил предложение о предоставлении в этом вопросе самостоятельности местным комитетам.

Съезд исключил из программы примечание к § 14, разрешающее меньшинству оставаться при особом мнении по вопросу о немедленном распространении избирательного права на женщин. Но по вопросу об организации народного представительства в виде одной или двух палат было решено сохранить свободу мнения из-за невозможности свести оба мнения к одному.

Бурные прения вызвали тезисы аграрной комиссии ЦК. В отступление от программы партии в них был значительно расширен круг изъятий из принудительного отчуждения помещичьей земли. Кроме «образцово-показательных» имений теперь вообще частновладельческие земли, которые эксплуатировались владельцами собственными орудиями и скотом, подлежали отчуждению только «в пределах настоятельной местной потребности, определяемой особыми местными комиссиями»³⁴. Но если учесть, что эти комиссии должны были комплектоваться из «общественных деятелей» (читай: либеральных земцев. — Е. Ч.) и представителей крестьян, причём в тезисах дипломатично умалчивалось, в каком соотношении будут представлены в местных комиссиях обе заинтересованные стороны, то можно было не сомневаться, что земельная реформа превратится в новое «объегоривание» крестьян.