В представлении Брейделя это рутинный мир нормальных услуг для маленьких людей. Экономисты называют его "стационарным состоянием". Оно не просто нормальное и устойчивое. Это стагнация. В отличие от этого Браудель утверждает, что инновации – современные инновации, сделавшие среднего бедняка богатым по историческим меркам, зависели от подкупа, силы и мошенничества. Нет. В основном это зависело от кирцнеровской "бдительности". То есть от умения замечать возможности для сверхнормативного процветания (и использовать их путем внутреннего и внешнего убеждения - необходимое лингвистическое дополнение к рассказу Кирцнера). Можно заметить, что бурно развивающемуся району Чикаго South Loop очень пригодился бы продуктовый магазин высокого класса, такой как Fox and Obel. Эта возможность принесет Fox и Obel большие доходы в будущие годы, которые сейчас стоят как капитал, скажем, 1 млн. долларов (я предлагаю такое убеждение господам Fox и Obel безвозмездно - с не очень простой оговоркой, что совет, вероятно, стоит примерно столько, сколько я беру). Миллион долларов - это мелочь по меркам такого крупного капиталиста, как Дональд Трамп. Тем не менее, это инновация, и она достигает, как и первый крупный проект Дональда на Манхэттене, сверхнормативной прибыли от того, что он первым реализовал новое размещение отеля Commodore-Hyatt под названием Grand. По крайней мере, Fox и Obel будут добиваться таких сверхнормативных результатов до тех пор, пока конкуренты не проснутся и в Южной Петле не откроются еще два-три дорогих продуктовых магазина.
Аналогия распространяется даже на те проступки, которые Браудель приписывает капиталистической сфере. Марксистское видение приписывает сверхнормальный рост как накоплению крупного капитала, так и возмутительному поведению. Ни то, ни другое не верно. В целом вы сделаете маленькое или большое состояние благодаря бдительности, а не воровству, во всяком случае, в хорошо организованном сообществе законов (в чем мы с Нортом и все экономисты согласны: без законов ничего не может быть - хотя случай регулярно коррумпированных США ["Я видел свои возможности"] показывает, что законы не обязательно должны соблюдаться до мелочей, чтобы инновации процветали). Правда, нефтяники, получившие многочисленные возможности поболтать с вице-президентом Диком Чейни, когда он возглавлял правительство США, заработают больше долларов, чем владелица местного магазина, жалующаяся своему чикагскому единомышленнику на то, что открытие WalMart разорит ее. И все же между этими двумя случаями лоббирования нет никакой принципиальной разницы - или, с поправкой на масштаб, практической. Бдительность, а не коррупция или монополия (хотя и это, к сожалению, имеет место), является движущей силой успешной экономики, в которой богатеют все, а не только "умники". В риторический мир Европы ворвалось нечто такое, что заставило бдительность взорваться - в Голландии в XVII веке, затем в Англии, Шотландии и Британской Америке, а в самом начале XIX века - в Бельгии, Франции и Рейнской области. Это были достоинство и свобода для буржуазии, будь то крупные капиталисты или мелкие.
С другой стороны, Браудель совершенно верно привел один важный экономический аргумент, чего не сделали некоторые другие - например, Вебер. А именно: рутинное поведение приносит рутинные, ненормальные выгоды. Браудель цитировал Вебера по поводу трезвости и тому подобных вещей, которые Вебер называл протестантским поведением (хотя даже Вебер признавал, что такое поведение воспевалось в многочисленных руководствах по правильному деловому поведению несомненными католиками Северной Италии за два столетия до того, как кальвинисты, задолго после Кальвина, ухватились за эту идею). Однако Брау-дель знал, что трезвость, экономия и т.п. не приносят сверхнормальных доходов. А современный мир, несомненно, сверхнормален. Трезвость и экономия - это не новинки. Это не новые идеи, приносящие необыкновенную выгоду, как личную, так и общественную.
Однако в другом отношении Брейдель является ортодоксальным марксоидом - риторика, которую он, по общему признанию, разделяет с большинством экономистов и историков. Он считает, что ключом к инновациям является накопление таких преимуществ. То, что писатель и историк экономики Герберт Фейс, говоря о Британии конца XIX в., назвал "свободной финансовой силой", по мнению Брейделя, было готово на Западе около 1800 г. переключить свое внимание в стиле Маха на мануфактуру, когда именно эта деятельность, а не торговля пряностями и фарфором на дальние расстояния, стала приносить сверхнормативные доходы - когда "промышленность стала [сверхнормативным] сектором, производящим доходы "15 ."Промышленность стала [сверхнормативным] сектором, приносящим прибыль", - утверждал он в итоге, подобно тому, как мафиози перешли от бутлегерства к азартным играм и торговле рекреационными наркотиками.