Быль и легенды Запорожской Сечи

Со вторым «Дмитрием» никто не считался. Поляки презрительно называли его «цариком», заставили подписать «тайный договор» – им заранее уступали все сокровища из московского Кремля. Отдельный договор с ним заключили и иезуиты: о внедрении на Руси унии. А у Василия Шуйского дела обстояли все хуже. Не успевали подавить одни мятежи, начинались другие. Аристократам Василий не доверял, поручал командование своим братьям Дмитрию и Ивану. Но оба были совершенно бездарными полководцами, проигрывали бои даже повстанцам Болотникова. А у Лжедмитрия и Ружинского ядро составляли профессионалы – польская конница, наемная пехота, казаки. Весной 1608 г. под Болховом они легко перехитрили и разгромили армию Дмитрию Шуйского, значительно превосходившую их по численности.

После этого царские ратники стали дезертировать, переходить к противнику. Самозванец двинулся на Москву. Лисовский совершил большой рейд, обходя столицу с юга. К нему присоединялись рассеянные там и тут отряды болотниковцев, казаков. Отряд разрастался, как снежный ком, и повсюду отметился страшной жестокостью, громил все на своем пути, не щадя мирного населения. В Москву врагов все-таки не пустили, атаки отражали. Но они разбили лагерь по соседству, в Тушине. К самозванцу перебегали многие дворяне, даже знатные лица, ненавидевшие Шуйского. Он всех жаловал, давал поместья, высокие чины, вокруг него возникла своя «Боярская дума». Высылались экспедиции приводить в повиновение российские города, и они один за другим присягали Лжедмитрию. Некоторые искренне, поверив во второе «спасение царя». Другие только для того, чтобы избежать польских набегов.

А Шуйский продолжал совершать ошибки. Боялся, что вмешается Сигизмунд III, официально объявит войну. Поэтому просил помощи у польских врагов, шведов. Но и с Сигизмундом вел переговоры, просил отозвать свое «рыцарство». Согласился отпустить поляков, арестованных при свержении первого Лжелмитрия, в том числе Мнишека с дочерью. С них взяли клятву не поддерживать второго Вора. Но Мнишек сразу нарушил ее, тайно отписал королю, что проходимец – «истинный» Дмитрий. Снесся и с тушинским лагерем. Зборовский с запорожцами и поляками перехватил конвой, везший Мнишеков к границе. Правда, князь Мосальский, служивший «царику», и один из шляхтичей пытались предупредить Марину, что Дмитрий «не прежний», но она сама выдала доброжелателей. Мосальский вовремя удрал к Шуйскому, шляхтича посадили на кол.

А Юрий Мнишек три дня торговался с Ружинским, претендовал на роль «маршала». Командование ему не уступили. Сошлись на том, что «царик» выдал папаше грамоту, обещал 1 млн злотых и 14 городов. Мнишек при этом пытался оговорить, что Марина воздержится от супружеской жизни до взятия Москвы, однако дочь рассудила иначе. Поддержали ее иезуиты, уверяя, что «для блага церкви» все дозволено. Тайно обвенчали Марину с Лжедмитрием, и она разыграла комедию встречи с «мужем». Ее отец понял, что больше ему здесь ничего не светит, убрался домой. Тушинское воинство перекрыло дороги вокруг Москвы. А корпус Сапеги с отрядами Лисовского и Зборовского осадил Троице-Сергиев монастырь, надеясь овладеть собранными там богатствами.

Но даже покорность самозванцу не спасала людей от грабежей. Отряды тушинцев ездили собирать «жалованье войску», это выливалось в откровенные бесчинства. Например, в добровольно покорившемся Ярославле «грабили купеческие лавки, били народ и без денег покупали все, что хотели». Города, недавно присягавшие Лжедмитрию, стали отпадать от него. Тогда на них посылали карателей. Особенно зверствовал Лисовский – разорил и сжег Ярославль, Кинешму, Кострому, Галич. После погромов и массовой резни уводили обозы, набитые добычей. Особенно лакомыми местами для грабежа считались монастыри, храмы. Там обдирали серебряные и позолоченные оклады икон, книг, разбирали священные сосуды. Но панским слугам, украинским казакам и всевозможному сброду, примкнувшему к тушинцам, тоже хотелось пограбить и потешиться. Они составляли собственные банды и гуляли по местностям, где сохраняли верность самозванцу! Ведь здесь они не рисковали нарваться на сопротивление. Атаман отряда «черкас» Наливайко (к предводителю восстания Северину Наливайко он не имел никакого отношения) во Владимирском уезде грабил усадьбы, перерезал 93 помещичьих семьи. Сам Лжедмитрий жаловался Сапеге, что он «побил до смерти своими руками дворян и детей боярских и всяких людей, мужиков и жонок».

Под знаменами короля Сигизмунда