Былины в записях и пересказах XVII—XVIII веков

Все «себежские» тексты без рассказа об исцелении следует рассматривать как варианты одной редакции, отличающиеся некоторыми иногда существенными, но чаще незначительными разночтениями.

Тексты «черниговской» версии, за исключением одного — Забелина 82 (наст. изд., № 26), — несомненно восходят к единому источнику и представляют одну редакцию. Забелинский же текст является образцом другой редакции. Его отличие не только в большей полноте, но и в иной разработке отдельных эпизодов. Так, эпизод пребывания Ильи Муромца в Чернигове дополняется рассказом о том, что оно совпало с праздником пасхи, и что Илья получил от князя киберского и воеводы черниговского по яичку, на которых было написано, в какой день Илья поспел из Мурома в Чернигов и сколько под Черниговом было басурманской силы. В дальнейшем этими яичками Илья Муромец христосуется с князем Владимиром и с княгиней Апраксией, но последняя, прочитав надпись, не верит тому, что в ней сказано. В текст включены также эпизоды: проверка сперва Алешей Поповичем, затем князем Владимиром силы и хватки коня Ильи Муромца; изведывание силы самого Ильи Муромца путем указания ему места среди сильнейших богатырей; гнев князя на Илью за кажущийся обман и угрозы князя; сопоставление богатырей Алеши Поповича и Добрыни Никитича в их обращениях к Соловью; привоз выкупа в Киев зятьями Соловья. Последний эпизод роднит данный текст с Калининским вариантом. Вообще же вся заключительная часть пересказа — Илья Муромец в Киеве — разработана оригинально и сильно отличается от соответствующей части текстов первой редакции.

Таким образом, мы насчитываем во всем составе текстов, повествующих об Илье Муромце, шесть типов обработки сюжета: 1) краткая редакция «себежской» версии, представленная целым рядом вариантов (наст. изд., №№ 1—9); 2) редакция «себежская» распространенная — контаминация с сюжетом об исцелении и рассказом о Тухмане-царе, представленная тремя, почти тождественными вариантами; 3) «черниговская» краткая, вошедшая в лубок; 4) «черниговская» распространенная — Забелинского списка № 82; 5) особая редакция, представленная Калининским списком; 6) редакция Архангельского списка.

Анализ текстов краткой редакции «себежской» версии и сопоставление их друг с другом устанавливает, во-первых, что все они являются копиями, во-вторых, что они не только отражают единую редакцию, но и восходят к единому оригиналу, который когда-то явился первичной записью сюжета об Илье Муромце и Соловье-разбойнике. Копиями той же редакции явились и излагающие сюжет о Соловье-разбойнике центральные части текстов №№ 10—12 с рассказом об исцелении.

Каково же соотношение всех текстов друг к другу, и можно ли всех их вытянуть в единый ряд, установив генетическую связь их друг с другом? Это не представляется возможным. Несомненно, были еще не известные нам промежуточные звенья, и каждый из текстов являлся копией с копии. Можно лишь наметить большую или меньшую близость отдельных текстов друг другу в некоторых эпизодах или в целом, и примерно представить отдельные этапы литературной истории той редакции, которая однажды была занесена на бумагу и затем распространилась во многих копиях.

Ни один из текстов «себежской» редакции не сохранил стихотворного склада в той мере, в какой мы это видели в текстах, содержащих другие сюжеты. Стихи или не выделяются совсем, или ощущаются лишь в отдельных частях, в одних текстах чаще, в других реже. Речь, правда, ритмична, но так, как бывает ритмична в устных сказках и побывальщинах. Нет никакого сомнения, что здесь мы имеем прозаический пересказ содержания определенной былины.

В полной мере прозаическими произведениями являются тексты «черниговской» версии. Если «себежские» варианты, хотя и излагают сюжет прозой, сохраняют все же некоторые следы стихотворного склада, таковые совершенно отсутствуют в «черниговских», за исключением Забелинского списка. В нем можно выделить и отдельные стихи и небольшие стихотворные фрагменты, хотя в целом это — прозаическое повествование, к тому же со значительным числом чисто книжных выражений.

Прозаическая природа всех «себежских» и «черниговских» текстов легко устанавливается при внимательном их чтении. Но следует определить еще самый характер прозаического пересказа. Есть ли это прозаическая передача былины с точным сохранением всего хода повествования, всей композиции, образов, фразеологии былины, или это уже литературная обработка былинного сюжета, «повесть» на былинные мотивы?

Вопрос может быть решен только на основе изучения соотношения рукописных текстов с устной традицией, отраженной в записях XVIII—XX веков от народных исполнителей былины.

4