Дослушав до конца этого молодого макололо, я поразился стройности его речи, а твёрдость намерений и явно видимая независимость характера, прямо-таки подкупили меня. В этом негре чувствовалась кровь вождей и природный ум. Поэтому я не стал хвататься за револьвер или бич, а просто сказал:
– Магопо, если белые вожди будут каждому беглому рабу искать его родину, то им не хватит времени свидеться и со своей. А потому, отправляйся-ка рубить сахарный тростник и не испытывай моего терпения.
– Отец мой, – горячо воскликнул черномазый, – здесь мне не место! Я храбрый воин и от меня тебе будет польза. Я отработаю еду, которую съем, и заслужу место у костра, которое займу. Ты не будешь платить мне за работу свои деньги. Я сказал!
Это заявление в корне меняло дело. Бесплатный и преданный слуга – это было то, что я подсознательно, но безуспешно искал.
– Сын вождя, – я надолго замолчал, якобы погрузившись в раздумья, – так и быть, я снизойду до твоей просьбы и возьму тебя с собой, но согласно справедливого закона Джона Линча, собственноручно повешу на первом же суку, если ты попытаешься когда-нибудь соврать мне. Завтра придёшь к нашему дому, а через день мы все отправимся в далёкий путь. Будь готов.
– Всегда готов, инкоози, – заверил чернокожий и повторил: – Через день мы все отправимся в далёкий путь.
Но ни через день, ни через неделю мы никуда не отправились. Скорее, я отправил своих спутников возможно подальше и занялся унизительным для охотника и воина делом. Я предался недостойной стихийной любви и её жалким утехам на фоне сельского уклада жизни.
Глава 2
БРЕМЯ ЛЮБВИ
Любовь к организмам противоположного пола – болезнь внутренняя, скоропостижная и неизлечимая, как лёгочная чахотка для быка. Она валит с ног любого человека, вставшего во весь рост на её пути, независимо от заслуг перед отечеством и пробелов в воспитании. Зараза подкрадывается незаметно с неожиданной стороны, по-шакальи злобно обгладывает ум, честь и совесть охворавшего человека. Только что ты снисходительно плевал на всё грудастое племя с высот своего общественного положения, как вдруг оказываешься намертво притороченным к чьей-либо юбке как жалкий репей. От тебя отворачиваются друзья, обегают стороной собаки, а ты, как слепой котёнок, тянешься к титьке своего идолища. Страшно сказать, но при острых приступах этой немочи, даже спиртное усваивается с трудом, а от частого мытья сходит загар и лезут волосы. И длится этот стойкий идиотизм годами, если не повезёт с хорошей телесной и душевной встряской всего больного организма, и, при этом, чем больнее прививка, тем светлее твоё будущее и здоровее потомство.
Любовной эпидемии более всего подвержен человек европейского образца, то есть с ярко выраженной индивидуальностью. По вековой традиции и природной скромности он ищет единственную спутницу под стать себе, полагаясь на чувства, и, как правило, находит, чтобы пригреть эту змею у себя на широкой груди.
Лишь при стадном содержании женщин любовь распределяется равномерным слоем по всему поголовью и не травмирует психику хозяина гарема привязанностью к одной особи. Это завоевание мусульманства и прочих языческих племён, положительно проверенное временем, даёт надежду и христианам на пересмотр в будущем некоторых закостенелых религиозных догм и законодательных актов, ибо и белый мужик, сбросив оковы моногамии, вполне способен справиться с небольшим выводком жён. Повсеместно достигнув такого мужского равноправия, любой человек сможет освободиться от женской зависимости и полностью посвятить себя служению интересам государства, как своим собственным.
Не скрою, я, как человек сильного склада ума и телес, любливал инородный пол в различных сочленениях и даже не раз на дню, но без душевного надрыва и в полной памяти, если не удавалось перебрать. Но здесь, вдали от родины и привычных забот экономического процветания, меня словно тюкнуло в темя кокосовым орехом с большой высоты. Правда, может быть, повлияло и то, что накануне я сверзься с пальмы, добывая на лакомство всё тот же орех, а может и просто допьянствовался, только мозги мои перестали работать в самый неподходящий момент.
Началось всё с того, что накануне отбытия нашего каравана к местам промысла, Дени Торнадо посоветовал мне, как непригодному для перетаскивания тяжестей члену, отправиться за две мили от Дурбана в селение голландских бюргеров Кембпелс-Дорб за сыром.
– Дик, – сказал он мне, – чёрт возьми, оставь ты, наконец, в покое Твала. Старый погонщик сам знает, какое ярмо требуется его быкам, да и Гоза видит, откуда встаёт солнце. Они и так чуть не плачут от твоих наставлений и, того гляди, сбегут. Лучше отправляйся за голландским сыром к ужину.