Былое сквозь думы. Книга 1

Я не мог дальше выслушивать поношения Торнадо почтенных родственников своей возлюбленной, а прямиком направился к милой сердцу ферме с верным «роером» за плечами и с подарком за пазухой – купленном по пути кружевным чепцом.

Каким же дураком становится человек под шелест приглянувшейся юбки, ведь никакой каннибал не встретился на моём пути, чтобы суровым испытанием остановить безумный порыв больной плоти. Но, как говорится, на овцу и зверь бежит, а я прямо таки летел навстречу полоумному счастью, всей сутью своей нанизываясь на любовь, как опарыш на крючок.

* * *

Я сидел под коровой и сосредоточенно дёргал её за вымя, пытаясь добыть молоко. Животное, проявляя недовольство, лупило себя по бокам грязным хвостом, целясь мне в голову. Если бы не Наати, осыпающая корову ласковыми словами и придерживая её за рога, этот зверь давно бы пропорол ими моё брюхо. Так я учился доить. Откидывать навоз, давать домашним тварям корм и косить сено я уже умел, а вот процесс извлечения молока давался с трудом.

– Дик, не дёргай за сосцы. Просто сцеживай молоко пальцами. Какой же ты неловкий, – укоряла и поучала меня Наати, смеясь и пританцовывая от полноты чувств в своих деревянных кломпенах на босу ногу.

– Я ещё научусь, мой зайчик, – ворковал я, наконец-то выдавив из коровьей сиськи тонкую белую струю. – Дай срок и из меня получится хороший скотник.

Шёл всего четвёртый день моей жизни в семье Иохима Ван-Ласта. А все домочадцы фермерского хозяйства уже не могли нарадоваться, глядя на меня, как на богом посланного дармового работника и жениха. Матушка, почтеннейшая мевроу Гриэт, называла меня сынком и готовила к принятию протестантства. Старшая сестра Наати, богобоязненная юфроу Бетие, считала меня братцем и делилась девичьими секретами. Было ей лет под сорок, но она неплохо сохранилась на свежем воздухе, лишь несколько увяла своим греческим носом, приспустив его до нижней губы. В прыгающей походке юфроу ещё угадывался необузданный ток крови, а косящий левый глаз придавал взору фривольную игривость и непроходимую весёлость всему выражению лица. Одним словом, девица была в последнем соку, и мне думалось, что могла бы составить счастье Дени Торнадо. Я в эту пору расцвета светлых чувств хотел видеть вокруг одни счастливые семейные лица.

– Я познакомлю тебя с моим другом Дени, – уверенно обещал я Бетие. – И хоть он немного пустоват для сельской местности, но сочтёт за честь быть принятым в вашу семью.

– Если он и моложе, – открывала сердце зрелая юфроу, – то для скромной женщины это не помеха. Я сумею щедро поделиться с ним своим жизненным опытом.

– Иохим отдаст половину стада и кое-что из инвентаря, – встревала матушка Гриэт, – лишь бы наша постница прибилась к своему углу. То-то была бы радость и облегчение на старости лет.

– Всё уладится, добрейшая маменька, – я искренне верил своим словам. – Кто же будет отказываться от такого счастья? Мой друг Дени вовсе не дурак, да и стакан воды, поданный на смертном одре рукой родного человека, необходим любому.

– А дядя Дени даст мне пострелять из своего ружья? – косноязычно спрашивал смышлёный пастушок Жорис, третий ребёнок в семье. – Он будет брать меня на охоту? – милый паренёк уже зачислил Дени в родственники.

– А как же! – отвечал я, нежно поглаживая с рождения нечёсаную головёнку позднего отпрыска. – Мы вместе будем ставить капканы на зверьё и силки на птицу.

Так мы мило беседовали в редкие вечерние перерывы между работами, а когда с дальних пастбищ возвращался папаша, усаживались за общий стол и долго слушали, как он читает вслух Библию перед незатейливым ужином из кислого молока с луковой похлёбкой. Особо труднопонимаемые места из Писания глава семейства подробно и терпеливо разъяснял нам своими словами, доходя до всего сам крепким крестьянским умом.

Перед сном мы с мейнхеером Ван-Ластом выкуривали по трубке самосада и выпивали по оловянной кружке мутного, но питательного пива из сорго. Иногда Иохим вспоминал родину предков, славный город Хаарлем, ветряные мельницы, амстердамскую тюрьму «Скобильня», где не раз ошкуривал брёвна для плотин в тесном кругу сокамерников, а также близкие сердцу каждого голландца дамбы и наводнения. Временами, позволив себе вторую кружку пива, папаша затягивал старинную песню из двух запомнившихся ему строк:

– Вода, вода со всех сторон – ни капли для питья!

Без слёз слушать старого пня было невозможно. В сумеречный час его хриплые вопли разносились далёко, и вполне возможно, что в такие вечера рыдал не только я, но и вся округа.

А вошёл я в эту милую работящую семью очень просто. Второй раз отправившись за сыром, я уже беспрепятственно проник на ферму и, встретив свою даму сердца, впал в прострацию. Иохим Ван-Ласт, несмотря на груз своих замшелых лет, быстро смекнул что к чему и вместо сыра предложил мне погостить на ферме и принять посильное участие в ежедневных сельских праздниках труда на вольном воздухе, а там, глядишь, заняться возведением собственного дома с уже готовой к этому хозяйкой. Про Наати говорилось как бы в шутку, но с ясным намёком.