Былое сквозь думы. Книга 1

Ближе к рассвету я внутренне запаниковал, а Зугой и не пахло. Воняло ванилью и прочими дикими специями, и запахи приправ несли безысходность и тупую тоску. На всякий случай я стал расспрашивать Магопо о способах возделывания хлопка на плантациях и припоминать свой скотоводческий опыт, но туземец посоветовал мне не надеяться напрасно на трудоустройство, полагая, что Диего слов на ветер бросать не станет.

Весь следующий день стояла отличная погода. Стражники, в предвкушении скорого отдыха и загула, веселились, как могли, но насмерть уже не забивали, а меня опять не обделил вниманием Диего.

– Мистер Блуд, – кривя пасть в подобии улыбки, заговорил он, – у меня в Казонде будет времени попрощаться с вами. Не пожелаете ли с одним из черномазых передать привет берегам вашей далёкой родины? Вы-то навсегда останетесь в этих, так полюбившихся вам краях.

– Мне тяжело верить, что я одной с вами расы, – с достоинством ответил я.

– Скоро ты пожалеешь, что родился от белой матери, – вновь зловеще предрёк он, а я, не выдержав, послал его к своей, за что вне очереди схлопотал сапогом по рёбрам.

А ночью приполз и Зуга с ключом.

Побег, как ни странно, прошёл гладко. Дисциплина у хавильдаров упала, поэтому мы легко, где ползком, где перебежками миновали их посты и споро углубились в джунгли. Свобода радостно приняла нас в свои бережные объятия, и мы уверенно продвигались вперёд, руководствуясь моим чутьём и предвидениями Магопо и Зуги. Чернокожие, чередуясь, бережно поддерживали меня во всех начинаниях, так как я не мог войти в новый ритм движения, но не бросали. В них проснулось чувство локтя, а во мне задремали расовые предрассудки. Воздух свободы пьянил без ал¬когольного дурмана, и ужасы рабства оставались в проклятом прошлом. Хотелось лечь и прижаться к земле всем своим истерзанным телом. Я так и поступил.

Скрутили нас на рассвете. Ослабленные организмы моих попутчиков не выдержа¬ли физической нагрузки, в результате мы не одолели и трёх миль свободного пространства. Моя мысль каменела от страха за организаторов побега, когда хавильдары бросили нас к ногам Диего. Однако разборка завершилась относительно благополучно. Так как до Казонде было рукой подать, португалец не довёл дело до смертельного исхода. С Магопо просто спустили чамбоками шкуру с плеч, а Зуге, как зачинщику, отрезали уши, лишив возможности ношения серёг, что считается среди черномазых верхом унижения. Меня никто не тронул и пальнем, за исключе¬нием самого Диего да Гамма, который долго упражнял свои ноги на моём теле, но так и не сумел повредить внутренностей, хотя я после этого долго скорбел головой, а до Казонде шёл вприсядку.

* * *

Невольничий рынок бурлил деревенским базаром. Глаз покупателя повсеместно радовали плоды урожайных земель, стада домашних животных, горы битой птицы, искусные изделия гончаров и ткачей и, конечно же, несметное количество рабов на любой вкус. Невольники, выведенные из бараков, окружавших торговую площадь читоке, оставались только в цепях, поэтому смотрелись более свободными и были вполне доступны для тщательного осмотра любопытствующим покупателем. А мы, трое беглецов и вовсе не были скованы по причине крайнего нездоровья.

Рабы раскупались охотно как оптом, так и в розницу. Самые большие партии крепких мужчин переходили в руки американских перекупщиков. Мелкие группы чёрного товара отправлялись в Египет, Маскат и на Мадагаскар. А женщин, в основном, приобретал мусульманский Восток, большой любитель покорного наслаждения. Словом, шло обычное перераспределение чернокожего генофонда по всему миру.

Покупатель был привередлив и надменен. Залезая пальцем в рот, придирчиво ощупывая тело и голову, он всячески старался сбить цену, особенно на женщин и детей.

Кандидаток в гаремы и в наложницы, после тщательного прилюдного досмотра, разбирали быстро, а что до кормящих матерей, то они шли лишь для любителя со скромными средствами.

Я настолько свыкся с неграми, что уже свободно отличал женщин от мужчин даже сзади, находя порой в негритосках свою экзотическую привлекательность, хотя мне, в целом, было не до изысков изобретательной природы.

Уже вторые сутки наша унылая троица понуро стояла на читоке, тупо ожидая своей участи. Кое-кто из обнищавших рабовладельцев пытался по дешёвке приобрести нас, но всякий раз Диего да Гамма или кто-нибудь из его помощников не допускали подобную торговую сделку. Подлый португалец, уже сдавший свой караван главному оптовику Казонде Цезарю-Гектору Барбассоне, шестидесятилетнему ублюдку с жёлтым одутловатым лицом, не ударился в загул, как прочие, а ревностно следил за покупателями, поджидая подходящего для его мерзких планов клиента.

– Ну, Дик, – порой подмигивал он мне, – скоро дойдёт черёд и до вашей компании. Останетесь довольны до конца своей жизни, хотя и короткой.

– Грязный шакал, – порой устало отвечал я, – есть и высший суд, и он тебя покарает, в какие бы дебри ты не заполз.

Мои праведные слова вызывали у этой сволочи приступы веселья. Он чуть ли не приплясывал вокруг нас, приглашая разделить телячью радость и окружающих.