Былое сквозь думы. Книга 1

После скоромного, племя перешло на прочие закуски, запивая обильную пищу пивом и водкой. Но скоро регламент шабаша нарушился. Те, кто уже перекусил, пустились в дикий пляс, включая и женщин, а кто не доел, уже самостоятельно вылавливали из котлов то кисть руки, то целую ребрину, а самые перегрузившиеся колотили в барабаны, распяливая пасти в подбадривающих выкриках. Надравшийся вождь, напялив на рожу выскобленную изнутри тыкву с отверстиями для глаз, тоже вовсю веселился среди народа у костров, подпрыгивая и дёргаясь, как давешний колдун. Приближённые не отставали от своего царька. Они затевали свальные хороводы и самовыражались в сольных выступлениях, а что до женщин, то их неприличные для взора голозадые телодвижения и неритмичные колыхания распущенных до пояса бюстов, вызывали жалость своими потугами на привлекательность и соблазн. Молодые бабёнки пока что стеснительно жались во тьму, но поглядывали на своё будущее уже довольно смело.

Веселье не дожило до утра. Видимо, сказывалось отсутствие питьевого навыка и неумеренность в мясной жратве. По времени, я бы только входил во вкус, тогда как многие обожравшиеся дикари уже завалились под копыта ещё гарцевавших соплеменников. А скоро и вся площадь покрылась пьяными телами, и лишь один вождь, закалённый общением с белыми на торгах, продолжал хлестать водку, бараньим взором окидывая место пиршества. Но на рассвете и он впал в дремоту, одиноко торча навозной кучей на своём возвышении. Облезлая голова Муани-Лунга безвольно свесилась на грудь и вполне самостоятельно начало пускать обильную слюну на татуировку в перерывах между приступами оголтелого храпа. Праздник угас вместе с кострами.

«А ведь эта старая сволочь скоро будет меня жрать, – прожгла мой отупевший мозг справедливая мысль. – Пора решаться на побег из этого дерьма». Однако перед глазами продолжали стоять одни обглоданные кости, и никакого решения, кроме объявления голодовки самому себе, в голову не приходило, хоть я и напрягал её нещадно.

После праздника целомудрия положение моё крайне осложнилось. До Жёлтой Луны оставался месяц, а я в результате воздержания худел прямо на глазах, чем вызывал злобу всего племени. Женщины и дети умело плевали прямо в клетку и забрасывали меня камнями и песком, а однажды нанёс визит и сам Мауни-Лунга.

– Белый брат мой, – напыщенно начал он на тарабарском наречии, которое осилил и я в своё время. – Все мы родственники под этой луной, и кровь, которая течёт по жилам чернокожего, такая же красная, как и твоя. Зачем ты огорчаешь своих братьев и не хочешь поделиться своим телом с ними? Или тебе не радостно переселиться в мой народ, или ты захворал чёрной немочью?

– Презренный пожиратель людей, отвечал я, – ты точишь зубы на белого человека, посланника богов, и хочешь сварить его в общем котле. Знай, боги не простят тебе этого и ещё до наступления Жёлтой Луны призовут к себе твоего белого господина, чтобы он смог с небес покарать тебя и всё твоё племя.

– Успокойся, брат. Ты не будешь вариться в общем котле, а боги будут радоваться, видя как ты переселяешься в своих чёрных родственников, – разумно утешил вождь.

– Белый, пока жив, может переселить в чернокожего своё слово, чтобы тот стал умным и сильным, – попытался я втолковать облезлой обезьяне понятие о школьном образовании.

– Это я понимаю, но лучше, если белый вождь будет внутри каждого чёрного воина, чтобы всю жизнь сопровождать его в боях и походах, – терпеливо разъяснил мне основы людоедства старый идиот. – Вот поэтому и надо, чтобы белого вождя было много и хватило на всех. А ты, брат, начал усыхать, и от этого скорбь пополам рассекает моё сердце, – нагло солгал царёк, заботившийся лишь о своём брюхе.

Он жалостливо посмотрел на меня и удалился.

– Магопо, – тем же вечером пригласил я к разговору друга по несчастью, – надо что-то решать!

– Дик, – отозвался товарищ по несчастью, – я для себя давно всё решил. Когда нас поведут к столбам на площади, сын вождя макололо собьёт с ног стражника, гепардом достигнет утёса с родником и, как кошка, вскарабкается по нему вверх, пока маньема будут приходить в себя. Глаза Магопо различают уступы и трещины в камнях, которые помогут ему взобраться на такую высоту, чтобы броситься оттуда вниз головой прямо на острые камни у подножья и не позволить презренным жителям Таба-Нгу убить его палками, – закончил высоким африканским слогом мой приятель свою небольшую, но пламенную речь.

А ведь это была спасительная для любого самолюбия идея. И хоть мой глаз видел на утёсе лишь гладкий камень с пучками чахлой растительности, я незамедлительно поверил остроте зрения Магопо и, чуть не плача от радости, закричал:

– Верный друг, твои слова вселили в меня надежду на избавление от душевных и прочих мук. И я присоединюсь к тебе, когда пробьёт наш последний час!

На том и порешили, а я не спал всю ночь и часть следующего дня, мысленно тренируясь в скалолазании, но под вечер заявился Муани-Лунга и свёл на нет мой боевой задор. К тому же, он приволок с собой главного колдуна, якобы для моего исцеления.