Былое сквозь думы. Книга 1

Мне не дано было ошибиться. Девочек действительно резали по живому. Вернее, обрезали. Этот чудовищный ритуал, как, помнится, я слышал от Дени Торнадо во время моих с ним познавательных бесед, сохранился у многих диких племён и до сей поры. Таким варварским способом на всю жизнь калечили женщин в угоду мифу о ядовитости для мужчины её внешних полоотличительных органов, что тактично не признаёт современная наука. Собственно говоря, девушку такой неимоверно болезненной операции подвергали дважды. Первый раз обрезали на глазах у толпы, а уже в брачную ночь надрезали вторично, подгоняя под размер веретена разохотившегося мужа. Но какой интерес мужику, будь он даже негром преклонных годов, иметь дело с общипанным бутоном? Этого я так и не постиг, но то, что этот обычай прижимает бабам хвосты, было ясно, как белый день.

А старухи меж тем хладнокровно продолжали свою работу. Ближайшая ко мне эскулапка, зажав заскорузлыми пальцами все четыре лепестка и алый пестик девочки, уже допиливала их осколком стекла, тогда как другая, более расторопная целительница, сжав кровоточащие обрезки истерзанной плоти, заканчивала сшивать их шипами акации, предварительно вставив в невинное лоно страдалицы гладкую палочку, во избежание полного зарастания и без того хорошо и мудро сработанного при¬родой отверстия. Затем страшная рана смазывалась сырым яйцом, ноги девочки связывались на всё время заживления плоти, а сама она, прыгающая и кричащая, отпускалась до свадьбы на свободу. Такова была суровая правда жизни черномазой дамы. И как после этого слушать вздорные притязания белых представительниц слабого пола к мужчине и к своей доле вообще?

Плач и крики ещё долго висели над площадью, а я сидел в углу клетки, зажав уши, пока все подготовленные в этот день девочки не прошли через эту пыточную процедуру африканской женской консультации.

И вот на грешную землю полностью слетела ночь, принеся прохладу. Смолкли душераздирающие крики виновниц торжества, на площади запылали костры, и я стал свидетелем последнего акта мерзкого шабаша, открывшегося плясками дикарей. Суровые воины выстроились в два ряда лицом друг к другу по краям площади и начали злобно подвывать, пристукивая копьями о землю и суча ногами в браслетах. Зарокотали дуплистые барабаны, настойчиво возвестили о себе цимбалы, засверлили слух рога-маримбе. Музыка получилась громкая, но вредная для нетренированного уха. Однако танцоры находили в ней свой лад и вприпрыжку двигались по кругу, воинственно крича и демонстрируя опасные приёмы с холодным оружием. Их длинные тени метались по площади, переламываясь на утёсе и, скользя по моей клетке, раздражали взор постоянством игры светотени. От этого исступлённого танца дикарей постороннему наблюдателю становилось не по себе до холодного пота и мурашек под рубахой. Но я стойко переносил грубую фольклорную атаку агрессивных черномазых артистов на изысканный вкус белого человека, забившись в угол и уповая на прочность решётки своего загона.

Однако всё обошлось миром. Через какое-то время завывания и танец угасли, знаменуя окончание официальной художественной части. Всё дикое собрание осталось очень довольным представленной программой и долго выражало восторг бессвязными криками и хлопками. Затем, по знаку Муани-Лунга, из водоёма были выловлены тела убиенных и доставлены к кострам. Казалось, трупы своих людоеды должны были по крайней мере сжечь, но не тут-то было. Всех без исключения мертвецов ловко разделали на мелкие порции и заложили в котлы, добавив в варево для вкуса острый горох чилобе и ароматические коренья. Лишь сердца были розданы приближённым царька для пробы сырыми. Да и сам Муани-Лунга сожрал самый большой кусок, а запив его водкой, моментально оживился и предложил мужчинам по очереди подходить к бочонку, где самолично наделил каждого тыквенной чашей огненной воды. Женщинам же полагалось банановое пиво, а более выносливым – фруктовая буза. И началась дикая оргия в дебрях дикой же природа.

Содержание оргии понятно каждому образованному человеку. Белый в этот безудержный разгул на досуге вкладывает душу и прикладывает выдумку, разбавляя суточное пьянство женской вседозволенностью, а поэтому и воспринимает такое веселье как групповое развлечение и отдых. Оргия же черномазых – это тяжёлый и изнурительный труд, основанный на племенном психозе и тёмных вековых традициях.

В диком мире всё иначе. Едва тошнотворный запах варёной человечины поплыл над площадью, кашевары принялись за раздачу первого мясного блюда, вываливая полусырые куски на подставляемые пальмовые листья сородичами. Хватило всем. Не пропустили и нас с Магопо. Мой друг просто ударил ногой по протянутой щедрой руке с подношением, может быть вырезки из Зуги. Я же сумел облевать подходящего ко мне официанта ещё футов за десять до клетки. Муани-Лунга, наблюдавший за этой сценой, хохотал как сумасшедший, обгладывая чью-то берцовую кость между приступами смеха.