В сцене, где герои разглядывают тот самый «Страшный суд», звучит, пожалуй, лучшая арт-рецензия в истории («Все остальные — дрянь, а эта мне нравится») и одна из лучших трактовок сюжета: «Чистилище — это же место, которое где-то посередине… То есть совсем дерьмом ты не был, но и высот не достиг — как „Тоттенхэм“». («Тоттенхэм» — английский футбольный клуб, и я знаю о нём исключительно благодаря Макдонаху. И опосредованно — Босху.)
Последний герой
Скажите, что в этой жизни самое важное? Только бога ради не говорите про деньги! Их у меня было больше, чем у вас и ваших друзей вместе взятых, и поверьте, счастья они не приносят. Хотя о чём ещё может мечтать человек, который за свои 35 лет привык к роли непутёвого парня? Из школы выгнали, потому что рисовал больше, чем учился. В академию не взяли, потому что не так-то и хорошо рисовал. Нанялся работать в театр, а тот сгорел. Уехал покорять Париж — и остался вовсе без денег, так что иногда не хватало ни на еду, ни на лекарства.
Но жизнь-то, говорят, полосатая, и если чёрная полоса неприлично затянулась и кажется уже, что идёшь вдоль неё, а не поперёк, то светлая должна быть не полосой, а взрывом сверхновой, верно? Так оно и было, причём моя звезда зажглась аккурат в Рождество. Помню тот вечер как сейчас.
Смотрите, вот уже вокруг нас с вами вырастает Париж конца XIX века. На улице холодно и пустынно: ведь этот семейный праздник принято встречать дома, в кругу родных и близких. Я же сижу в типографии — чувствуете въедливый запах краски? — и не жду никаких рождественских подарков: от кого мне их, собственно, ждать?
О, вы тоже видите на пороге моего взмыленного начальника? Он принёс срочный заказ: нужна афиша, которая оживит продажу билетов на спектакль, отчего-то не пользующийся популярностью у публики. Исполнительницу главной роли вся Европа называет божественной. Конечно, я не плакатист, я иллюстратор, и в другое время мне бы эту работу ни за что не доверили, но кто ещё согласится работать в праздники?
Я цепляюсь за нежданную удачу мёртвой хваткой и той же ночью рисую первый эскиз — прямо на столике в театральном кафе, а на следующий день отдаю афишу в печать. На двухметровом вытянутом по вертикали листе — она, божественная. На пьедестале в тонкого шитья золотых одеждах, с цветами в медных волосах и с пальмовой ветвью в тонких пальцах… «Mais, c'est raté!» — в ужасе кричит начальник. Это провал! Менять что-то уже поздно, но кому понравится эта японщина, да ещё и напечатанная на двух листах, склеенных в области талии?!
Вечером мне на шею бросится та самая актриса. Уж она-то разглядит во мне гения и подкрепит своё прозрение эксклюзивным контрактом на круглую сумму. Наутро все билеты раскупят, а афиши придётся допечатывать: парижане срезают их, чтобы повесить на стены своих квартир. Моё имя знает весь город.
Что уж там, моим именем назовут целый стиль — и мыло с ароматом фиалки. Мне будут заказывать афиши, календари, эскизы украшений, мебели и ковров, иллюстрации, панно, росписи стен, дизайн выставочных залов и рекламу (https://qrgo.page.link/SeBSZ): пива, велосипедов, духов, шампанского, папиросной бумаги, железных дорог, шоколадных конфет, нержавеющих корсетов…
Красивая женщина может продать что угодно. В моей адресной книге контакты сотен парижских красоток, а в коллекции тысячи фотографий, на которых они обнажены. Ни с одной из них — ни с одной! — я не сплю. Для меня они — рабочий материал. У одной маленькая грудь, у другой крепкие ягодицы, третья хороша спереди, четвёртая — сзади, у пятой пышные формы (самое то для рекламы пива), а у шестой длинные светлые локоны.
Мои красавицы безупречны, и мало кто знает, что большинству моделей я во время работы прикрываю платком лица, эти небезупречные лица, чтобы к ладно сложенным телам пририсовать головки, такие совершенные, каких и не сыщешь во всей Франции.
Говорят, я создал портрет эпохи. Но я скорее создаю образ эпохи, да такой, что весь Париж стремится ему соответствовать. Создавая этот образ, я работаю без выходных и практически без отдыха. Ведь адрес моего ателье известен каждому. Красотки мечтают мне позировать в надежде закрутить со мной роман, бизнесмены хотят заказать у меня рекламу в надежде разбогатеть, книгоиздатели знают, что мои иллюстрации гарантируют мгновенную продажу всего тиража, а просители уповают на мою мягкосердечность, и не зря: я никому не отказываю и никогда не припоминаю долги. Я ведь прекрасно помню, каково это — быть бедным художником. Так что моё «вернёшь, когда сможешь» с французского переводится как «конечно, я рад заплатить за тебя аренду, подарить тебе новый смокинг и заслуженный отдых у моря, обращайся ещё!».