Сначала долго говорили, что они нам не понадобятся, но потом что-то изменилось, и все-таки сказали, что понадобятся. Что всем выдадут противогазы. Это было после 11 сентября, после того, как создали министерство национальной безопасности, а фабрика американского воображения работала на полную мощность, создавая угрозы, нападения и заговоры. Я стояла босиком в кухне и слушала радио на полной громкости — мне нравилось так делать по утрам. Радио делает новости более весомыми, подчеркивает то, насколько это драматично — начинать очередной день в мире, к которому я привыкла, но знаю, что он в любой момент может измениться. Услышав объявление, я в первую секунду инстинктивно задержала дыхание — вдруг то, от чего нас должны были защитить эти противогазы, уже выпустили в воздух?
— Что случилось? — спросил Виктор, зайдя в комнату и уменьшив громкость.
Я выдохнула.
— Противогазы, — сказала я.
Утро за окном выглядело неярким, но ясным. В атмосфере вроде бы не было ничего, кроме кислорода, этого невидимого дара человечеству. Ну и других невидимых вещей: остатков бензола, возможно, некоторого количества ртути или диоксина. Но к этому мы давно привыкли. Иногда на закате я смотрю на бегунов на дорожке вокруг водоема, на то, как усиленно работают их легкие, стараясь закачать в себя как можно больше воздуха, и мне приходит в голову, что, возможно, эти бегуны относятся к подвиду людей, перешедших на новую ступень развития, и этому подвиду на пользу элементы, ядовитые для всех остальных, потому что новые люди способны их перерабатывать и извлекать из них энергию. Виктор этих бегунов называет парадом флагеллянтов. Говорит, что они изнашивают свои суставы, истирают хрящи. Что к концу жизни они будут ковылять или ползать на четвереньках. А мне они кажутся воплощением здоровья: грациозные, гибкие, не страдающие от загрязнения. Они знают, что закат от загрязнения только становится красивее, частички разных посторонних веществ добавляют ему яркости. Краски, в которые окрашивается небо, будто воплощают ту странную душевную боль, которую испытываешь от того, что живешь в подобное время.
— Угроза необязательно придет от обычных загрязнителей или смены направлений ветра, — сказало радио. — Она необязательно придет от переносимых по воздуху пестицидов, пожара на заводе или подземных испытаний. — Загудела кофе-машина, и Виктор достал с полки две кружки.
— Откуда же придет угроза? — спросила я вслух. Я чувствовала близость к этому голосу, ощущала, что я вправе задавать ему вопросы.
— Угроза может прийти из неизвестного источника, — ответило радио. Пусть даже новости плохие, приятно, что мне отвечают.
Пока воздухом дышать можно, сказало радио. И выходить тоже можно, главное, не забыть зайти за противогазом в один из центров выдачи, которые откроются во всех районах. Виктор собирался сегодня сидеть дома и проверять работы студентов, так что я предложила по пути с работы зайти получить противогазы на нас обоих.
— Если там можно выбирать, я бы хотел тот, что с отверстиями для глаз и рылом. Похожий на муравьеда, — сказал Виктор, идя к двери за газетой.
— По-моему, сейчас не время привередничать.
— Верно, — сказал Виктор, уже погрузившись в чтение.
Стоял ноябрь, и свежий холодный воздух на улице будто обещал, что вот-вот пойдет снег. Из всей сельской жизни мне больше всего не хватает мрачной красоты осени. В городе листья просто коричневеют и осыпаются. Однажды я отвезла Виктора на ферму, где я выросла, и все время, пока мы там были, шел дождь. Мы бродили по грязи, я пыталась показать ему, как доить корову, но он не вытерпел запаха парного молока. Когда мы наконец уехали, он сказал, что для того, чтобы вырасти в таком месте, надо иметь чувство юмора. Я не стала ему рассказывать, как собаки заходили в дом и что от них пахло полями.
С Виктором я познакомилась на последнем курсе колледжа. Он преподавал у нас средневековую историю. Виктор француз, так что его не беспокоила идея встречаться со студенткой. Закончив колледж, я съехалась с ним и нашла работу экскурсоводом в музее «Метрополитен». Вообще у меня такое ощущение, будто я всегда жила так, как живу сейчас, но иногда я все-таки представляю другую жизнь, наполненную другими вещами. Жизнь с кем-то, кто не Виктор и ни капли на него не похож.