Быть мужчиной

Тамар хочет сказать, что она тоже одна с тех пор, как развелась, но почему-то же не подбирает посторонних мужчин. Если можно было бы свести все слова, которые пациенты выплескивают у нее в офисе, к единой жалобной истине, то эта истина бы гласила, что в конце концов все люди остаются одни, и чем скорее ты примешь это, даже начнешь этому радоваться, тем скорее ты выберешься из длинной тени тревоги и тоски. Если женщина живет одна, это не значит, что ей требуется срочная спасательная операция в виде мужчины, хочет сказать она, совсем напротив…

Но как раз когда Тамар собирается все это сказать, она понимает, что, возможно, ее брат прав. Может, она и правда заняла оборонительную позицию. Мать всегда отвечала на ее звонки, а теперь она занята чем-то другим, и, возможно, это нервирует Тамар. У них с матерью было нечто общее — две независимые женщины без мужей, которые прекрасно справляются сами, уж будьте уверены. В каком-то смысле это только укрепило связь между ними. Они обе не особенно мучились без мужей. Конечно, обстоятельства у них были разные — ее родители прожили вместе сорок семь лет, прежде чем смерть положила этому конец, а Тамар и Дэвид решили расторгнуть брак всего через десять лет. Тамар может утверждать, что другой муж ее не интересует, что она «больше мужей в доме не держит», как она иногда говорит друзьям, а у ее матери, как казалось до сих пор, вопрос о новом муже уже не стоит. Но даже если ее мать выбрала сохранить брак, а Тамар нет, ей всегда казалось, что у них с матерью безмолвное согласие насчет того, насколько тихо и спокойно без мужа, насколько приятно жить без предъявляемых к тебе требований после того, как долго пытаешься все время соответствовать высокому уровню этих самых требований. Ей нравится, что мать не рассуждает непрерывно, как матери других ее знакомых разведенных женщин, что надо ей скорее кого-то найти, пока она еще не потеряла красоту. А если Тамар когда-нибудь наткнется на мужчину, с которым захочет связать свою жизнь — кого-нибудь, кто отличается от тридцатидвухлетнего музыканта-электронщика, с которым она спала, пока не устала стирать его белье или пока он не уехал в Перу, или от судебного адвоката, яркой личности с отсутствующим, как выяснилось, сердцем, — мать наверняка за нее порадуется. А рада ли она за свою мать?

Она звонит Кейти.

— Может, я чувствую себя брошенной? — говорит она, пока поезд Метро Норт выезжает из Юниверсити-Хайтс по пути в город.

— Или просто чуть-чуть ревнуешь, — говорит Кейти.

— Ревную к маленькому венгерскому старичку? Он варит тутовое варенье. А еще они в шахматы играют.

— К тому, что твоя мать найдет новую любовь, — говорит Кейти.

Тамар сидит, прижав телефон к уху, и смотрит, как мимо мчащегося к Гарлему поезда пролетают проволочные ограды и телефонные столбы. Любовь. Ей еще не приходило в голову, что дело может быть в этом. Потому что ну какие на самом деле шансы, что где-то в дебрях службы специального обеспечения, этого малоизвестного государственного органа, работает какой-то израильский купидон, сводя вдов и вдовцов с большим успехом, чем Тиндер?

— Ну нет, — говорит она, — откуда бы? Она с ним только что познакомилась. Наверняка через неделю все кончится. Уж поверь мне, — успокаивает она Кейти, хотя Кейти-то как раз переживать не о чем.

Но в следующую субботу Тамар входит в кухню после душа и видит, что Реми, который каждое субботнее утро общается с бабушкой по видеосвязи, разговаривает с Мужем и тот его учит карточному фокусу. Сначала она слышит голос Мужа, звучный тенор с акцентом образованного человека, повидавшего мир и жизнь. Такие акценты, пропитанные влиянием центральноевропейских языков, остались в прошлом, после сорок пятого года их уже не делают. Тамар подходит ближе, стараясь не попасть в поле зрения камеры. Она видит его лицо на экране, а в верхнем левом углу сияющие глаза Реми над веером карт, которые он держит в руке. До сих пор Муж был для нее не вполне реален. Просто старик в шляпе, во многом совершенно абсурдный. Однако же вот он, разговаривает с ее сыном. Очаровывает его, как очаровал мать и Шломи. Она подходит к камере, бросая тень на сияющее лицо Реми.

— Я Тамар, — говорит она прохладным тоном. — Дочь.

Муж ничего не говорит, только внимательно разглядывает ее взглядом умных глаз под тяжелыми веками. Он выглядит совсем не так, как она себе представляла, он одновременно кажется мудрее и при этом моложе, живее, у него голубые глаза и седая бородка, которой она не ожидала. Бородка подстрижена так, что видны полные губы, которые вполне могли бы принадлежать ребенку. Они смотрят друг на друга, вздыбив перья, но из них двоих, думает Тамар удовлетворенно, стервятник только один.

— И какие у вас планы? — интересуется она, а Реми на экране смотрит на них обоих.