Чада, домочадцы и исчадия

А работа-то была хорошая, жалко, что я ее потеряла!

Две! Две хороших работы я потеряла!

И еще не известно, что на второй “работе” мне в трудовую написали бы, если бы она там была!

У-у-у!

Сеанс самобичевания прервало робкое:

— Лена, извините, а, если не секрет, вы где работали?

Голос был не Лялькин, а стесняющийся и мужской: таинственная тень из дальних комнат материализовалась в смуглого, черноглазого и кудрявого парня, субтильного и застенчивого.

Получив ответ на свой вопрос, он сгинул в ту же сторону, откуда явился, ничего не объяснив, оставив меня растерянно хлопать глазами.

— Ляль… Это кто? — Уточнила я у подруги почему-то шепотом.

— Жених! — Ответ прозвучал с гордостью и какой-то даже лихостью.

Я потрясла головой, мысли заметались по черепной коробке сквозь алкогольно-мандариновые пары.

— Чей?

— Мой!

Ответ на мой вопрос прозвучал всё также лихо и, прошу прощения, придурковато.

Я совсем потеряла связь с реальностью, и жалобно уточнила:

— Тот, от которого ты прячешься?..

— Э-э-э, дорогая, ты мне тут не путай! Прячусь я от замужества, а не от жениха!

— А он?..

— А он — тоже!

— А… а почему тут?

— Ай, Ленка, ну, ты его видела, нет? Ну, такой сам нормально разве спрячется?!

— Мне знаки недоброе еще с утра предвещали, а тут тетка Лариса звонит. А недобрее звонка от тетки Лрисы мало что может быть, особенно, когда она такая ласковая, и выясняет, дома ли я. Ну, я, не будь дурой, подтвердила, что дома, только на порог их никого не пущу, и завтра тоже не пущу — чтобы, значит, все у нас там были уверены, что я сегодня-завтра никуда не собираюсь, а сама телефончик вырубила, заначку подхватила, и деру из квартиры. И надо же, выхожу из подъезда — и лоб в лоб с этим чудом столкнулась. “Вы”, — говорит, — “Ляля, извините, но я на вас жениться не хочу”. “Дело”, — говорит, — “не в вас, дело во мне. Я вообще не хочу спешить с семьей, пока не доучусь и на ноги не встану”! Представляешь, Ленка? Я чуть там же не села, где стояла! Нет, ну ты представляешь себе явление?

Я моргнула, впечатленная скорее градусами в бутылке и Лялькиной экспрессией, чем новостью: ну да, образование — не тот приоритет, на который делают упор в цыганской диаспоре нашего города, и что? Все когда-то начинают!

А Лялька подперла щеку рукой, и продолжала вещать:

— Слово за слово, вытянула я из него, что учится он на, прости, Господи, программиста. Тут-то я и поняла, почему его мне сватают! Мы ж с ним, по нашим меркам, два дурака — пара: я — не замужем в двадцать шесть, и он — программист. Оба странненькие, вот нас поженить и решили, чтобы семьи не позорили. И так мне его, дурака, жалко стало! Я то-что, я сейчас в подполье уйду, и надорвется родня дорогая меня меня оттуда доставать, а этот? Окрутят же на какой-нибудь змеюке из наших, и всё, кончится его учеба, жена ему быстро плешь проест, чтобы дурью не маялся, а семью содержал. А парень-то умный, сам поступил — ну кто б ему денег-то на учебу дал? До третьего курса уже продержался! Ну, я и взяла его с собой в бега!

— Ясненько… Понятненько. Логичненько!

Нет, не то чтобы я прям подвисла от Лялькиного образа мыслей (и действий) — я-то годами дружбы закалена. Но конкретно этот извив ее логики мне требовалось переморгать.

Телефон тренькнул уведомлением о входящем сообщении, отвлекая меня от процесса, а вслед за этим на кухню робко заглянул Лялькин недожених:

— Лена, я там вам на почту скинул, что по начальству вашей организации нашел. Там пока что мелочи: директор по кадрам жене изменяет, у его зама машина не по доходам… Я еще покопаю, пришлю вам, если что-то найду.

Тень растворилась.

Я смотрела на телефон, просто физически чувствуя, как трезвею: сила, взбодрившись от моего удивления, успешно разлагала промилле в крови.

— Ляль, — позвала я молчащую подружку. — Ляль, хватай его. Мужик, который без просьб и уговоров готов помочь даже не тебе, а твоей подруге — золотой мужик.

— Лен, — Лялька жалобно приподняла бровки домиком. — Ну, ты же видишь, какой он…

— Заматереет, — бескомпромиссно отрезала я.

— Ляль, ну он же задохлик!

Тщедушный парень и впрямь терялся на фоне пышной и пышущей Ляльки, но я была непреклонна:

— Откормишь!

— Лен… Ну, Лен, ну ты чего, но он же умный, а у меня два года ПТУ… — совсем уж жалобно пробормотала она.

Я пожала плечами и отрезала в лучших традициях темнолесных ведьм, которые все — что Искусницы, что Прекрасные, что Премудрые — как одна, змеищи:

— Решать, конечно, тебе. Но смотри — профукаешь, локти кусать будешь!

Я сидела, забившись в угол на собственном диване, и думала… Разное. Посиделки с Лялькой прошли хорошо, замечательно просто, а вернувшись домой, я провалилась в хандру.

За окном вечер торопливо дожирал дневной свет, с урчанием и чавканьем заглатывая последние солнечные лучи. Проглотил, развалился по всем поверхностям и начал выразительно синеть густыми сумерками, поглядывая нахально и вызывающе: ну, и что ты мне сделаешь?