Чада, домочадцы и исчадия

Пришла ночь. Понюхала углы, потрогала лапой потолочные светильники: эй, включайтесь! Вздохнула всем усталым за день городом. И навалилась на плечи темнотой и тишиной, уютно навевая: не грусти. Всё будет хорошо

Очень хотелось в ответ рухнуть на пол, картинно раскинув руки, и по-детски зарыдать: у меня всё было хорошо! Было! (Нет, а чего рыдать-то, чего рыдать — Илья на руки брать, утешать-нянчить-по головушке погладить не придет, Гостемил Искрыч с вкусненьким не прибежит! Даже черный кот, оскорбленный до глубины души таким поведением двуногого, не придет разворачиваться подхвостьем в лицо, чтобы продемонстрировать всю глубину своего отношения к такому инфантилизму).

Господи! У меня в этом мире даже кота нет!

Я прошла на кухню, налила себе молока, постояла над ним, принюхиваясь и тоскуя — и с отвращением вылила в раковину.

Хмуро оглядевшись вокруг, вздохнула.

Приходилось признавать: мне здесь... невкусно.

Мне здесь не красиво!

Мне здесь тошно.

Ночь терлась черным боком об оконное стекло, сквозь световое городское загрязнение щурила глаза. Она мне сочувствовала, но решать мои проблемы не собиралась.

С работой всё вышло как-то… ну… черт его знает, до обидного просто.

Я-то готовилась, нервничала. Настраивалась!

Присланную Лялькиным женихом, Артемом, информацию шерстила, в надежде подобрать там аргументацию. А в итоге…

— Елена? Объявилась?

— Дмитрий Петрович, я…

— Даже не интересно. На ваше место мы уже подобрали сотрудника. Вы уволены. За документами можете подойти в любое время. Был о вас лучшего мнения.

— Благодарю вас, Дмитрий Петрович.

Во мне снова дала знать о себе ведьма (бывшая ведьма!): склонила голову, едва обозначив благодарственное движение, и голос как-то сам собой стал глубже, наполнился обертонами. Весомо растекся по кабинету непосредственного начальника (бывшего непосредственного начальника), не оставляя ему места и меняя смысл сказанного на диаметрально противоположный.

Зря я так с ним, конечно: это же не он пропал с радаров на несколько месяцев без предупреждения, а потом явился, как ни в чем ни бывало.

Но, с другой стороны — мог бы и выслушать. Раз уж поднял на уши полицию и заставил нервничать и переживать моего брата.

Я встала.

— В таком случае, я, пожалуй, воспользуюсь вашим разрешением, и заберу документы сразу же.

Начальник, которому явно стало неуютно, встал следом за мной. Он что-то еще говорил о том, что позвонит в отдел кадров, предупредит бухгалтерию, что ли…

Но я уже не слушала — вышла.

И, что интересно: я так тряслась насчет того, с какой формулировкой меня уволят, а получив документы на руки, даже не взглянула на записи в трудовой. Мне стало не интересно.

Визит к участковому я отложила на попозже: кто знает, какую бездну бюрократического ада откроет передо мной естественное желание уведомить родные органы, что я вернулась из пропадания без вести? А главное, мое нежелание давать по этому поводу какие-то объяснения.

И вот теперь, устроившись на потертом сиденье автобуса вполне уютно (запахи бензина, дорожной пыли, человеческих тел разной степени чистоты и мешанина из парфюмов и ароматических отдушек — не в счет), ехала к брату.

За время моего отсутствия — не в смысле, “в этом мире”, а в смысле “на Сережкиной стройке” — братов долгострой похорошел, и снаружи выглядел уже совсем как дом-дом. Ну вот прям как настоящий: в прошлый раз, когда я здесь была, второй этаж только-только поднимался голыми стенами, а сейчас — крыша, окна, двери. Даже свет в окошке.

Разве что двор выглядит типичной смесью строительного склада и строительной же помойки, да вместо забора времянка из профнастила, а в остальном — настоящее семейное жилище.

Я осторожно прикрыла за собой калитку, и остановилась: навстречу мне выскочил здоровенный кудлатый пес неопределенной масти и породы. Выскочил — и тоже замер, вздыбив шерсть на загривке и недвусмысленно оскалив клыки: опознал во мне потенциальную угрозу. Брехать на ведьму он не решался, пропускать на подведомственную территорию не собирался. Дилемма, вставшая перед кобелем, выглядела нерешаемой. Передо мной, впрочем, тоже стоял непростой выбор: сунуть руку в карман, за телефоном , и, возможно, спровоцировать пса на нападение, или попробовать поладить с ним магией — но чем я потом буду доказывать брату что его сестра не рехнулась, если потрачусь на пса?

Страшно мне не было, себя защитить я смогу, но делать-то что? К тому же, принципиальная собачья позиция вызывала уважение, не хотелось бы ему навредить, в случае чего…

Стукнула дверь, из дома высунулась Оксанка, и вопрос отпал сам собой.

— Вы проходите! Ой, Лена? А мы тебя только к выходным ждали… Ты проходи, Кузьма не кусается!

Кузьма не сводил с меня глаз, убедительно сигнализируя взглядом: кусаюсь!

Ему я в этом вопросе верила больше, чем его хозяйке.

В итоге, в дом Оксана меня провожала лично, и то бдительный пес все старался втиснуться между ею и мной, оттереть меня от хозяйки мохнатым боком, умница такой.

Надо будет ему на здоровье перед отъездом пошептать, если после разговора с Серегой что-то останется.