Потом весь вечер слезы жгли раны на ее щеках и смывали засохшую кровь с шеи. Снаружи, на террасах, болтали жители Бегума.
В ту ночь Эгония поняла, что ее мать была права. Душа всегда отражается на лице, а она своего не заслужила. Вот почему с ней плохо обращались. А ее кудри и веснушки вызывали зависть у женщин и жестокость у мужчин. То была украденная красота, проклятая красота.
Эгония сидела посреди своего полуразрушенного дома, закрыв глаза. Под опухшими веками она собрала самые отвратительные черты, какие только могла придумать: черты ведьмы. Той, что мелькала на страницах, которые она разглядывала издалека, из-под крыши, в книге сказок, когда Кармин читала Фелисите. Сказок, которые не читали ей, где храбрые дети побеждали ужасную, отвратительную людоедку.
Она нарисовала ведьму по памяти. Темные лохмотья. Горб на спине. Крючковатый нос. Почти лысая голова. Бородавки на щеках. И только один зуб, как у самой Эгонии.
Затем издала низкий стон – крик, который так долго сдерживала, – и вместе с ним рои мотыльков и бабочек облепили ее: сели на шрамы и волосы, мириадами окутали ладони и ногти, живот и бедра – всё.
Затем насекомые, одно за другим, бросились в почти погасший камин. Когда последнее из них исчезло, Эгония уже не была похожа на себя. Она превратилась в злодейку из сказки, которую никогда не читала.
Той ночью Эгония приняла свое естество ведьмы.
Она думала, что новый облик отвадит людей. И поначалу это работало. Беременная невеста, узнав от отца, что он натворил, пришла утром с тряпками и горячей водой, чтобы промыть раны несчастной. Но, увидев Эгонию в окно, крестьянка уронила ведро и ошпарилась.
Она вышла замуж в воскресенье, с перебинтованными ногами.
Потом деревенские, глядя на дряхлый облик ведьмы, бог знает почему решили, что она мудрая старица, разбирается в растениях или искусстве врачевания. В общем, в чем-то полезном. Вскоре прыщавые юнцы и бесплодные женщины, простуженные и хромые люди – все сирые и убогие в округе стали просить у нее помощи.
Прежняя Эгония для них больше не существовала. Может, сбежала, причинив столько несчастий. Может, утратила свою красоту из-за порока. Как бы то ни было, деревня была счастлива: вместо красотки они получили старуху, лицо которой не искушало ни одного мужа, а знания, несомненно, превосходили знания врачей, заглядывавших сюда раз в сто лет.
Эгония почти ничего им не отвечала. Некоторое время она жила почти спокойно.
Но однажды вечером, в августе, в ее дверь постучали настойчивее обычного.
– Мой сын умирает, старуха. Приди поскорее и дай ему лекарство.
– Рано или поздно он точно умрет, не сомневайся в этом, – крикнула Эгония из-за двери.
И всё. Она думала, что избавилась от незваных гостей.
Через четверть часа тридцать мужчин окружили ее дом с факелами в руках и ненавистью на лицах.
– Ребенок умрет, старуха, – возвестил громкий голос, – и ты тоже, если не спасешь его.
Эгония вздохнула. Ей только что исполнилось шестнадцать, она была стара, некрасива, одинока. Вместо того чтобы пожалеть ее, люди решили, что у нее волшебные способности.
И они не ошибались.
Когда она внезапно открыла дверь, все тридцать человек разом вздрогнули. Пройдя между ними, Эгония направилась прямо в комнату, где умирал ребенок. Он лежал прикованный к постели и белый как полотно. Его мать с младенцем на руках смотрела на ведьму полными страдания глазами.
– Наш старшенький не ел уже восемь дней… Умоляю, верните ему аппетит…
Эгония посмотрела на мальчика. Ему было лет пять, может шесть. Ей стало почти жаль его, но еще больше она жалела себя. Она облизала один из своих пальцев и медленно провела им по губам мальчика.
И всё.
Она вышла из дома под пристальными взглядами окружавших ее мужчин. Но не вернулась в свой дом – а покинула его навсегда.
Оставалось только одно место, куда она могла пойти. Отсюда было видно, как окна мерцают бледным светом – светом ветра, несущего на своих крыльях бурю.
Меньше чем через минуту к ребенку вернулся аппетит. Да такой, что, опустошив кладовку, он сожрал своего младшего брата и обоих родителей. Не успели погаснуть факелы, как Эгония добралась до овчарни.
Постучав в дверь, она услышала, как вдалеке, позади нее, поджигают жилище ведьмы.
Но как вы уже знаете, дверь овчарни осталась запертой.
Так ведьма, преследуемая криками и огнем, продолжила свой путь, забираясь все выше, в непроглядную тьму под сенью лиственниц, где нет ни мужчин, ни женщин, где бегающие животные невидимы, а ползающие гады слепы.
Семейное купе
Сидя рядышком в семейном купе второго класса, сестры смотрят в окно на редеющий лес, сквозь который мелькает море.
Возможно, после этой истории Фелисите без слов взяла Эгонию за руку в знак молчаливой поддержки.
А может, они внимательно смотрели в окно, избегая отражения друг друга, и грызли сахарные ожерелья, гадая, что за третья сестра жила до них в каменной овчарне.
Призрачный поезд