Чаепитие с призраками

На платформе жара накрывает Фелисите толстым слоем пролитого масла. Ее сердце болит от долгого пути и сладостей; земля все еще слегка покачивается под ногами. Она вытирает каплю с виска тыльной стороной ладони.

В древнем поезде, который привез их сюда со станции Альмерия, кроме них, не было ни одного пассажира. Даже кондуктор не появился.

Рельсы заканчиваются здесь, прямо посреди желтой пыли. Деревянная шпала, потом еще одна, потом всё. Пустыня.

На конечной остановке никто не выходил. Никто не садился. Как только они покинули вагон с дорожными сумками в руках, поезд со скрежетом двинулся назад. Утонул в воздухе, который завибрировал, как жидкая ртуть, и исчез.

На вокзале тоже никого не оказалось, он весь был не больше квартиры Фелисите. Пустая касса, закрытый киоск, две скамейки. А вокруг, за окнами, ни души. Кусты, камень, тишина. Редкие большие валуны вдалеке. Их силуэты напоминают миражи замков.

Эгония потеет под своим толстым нарядом ведьмы. Она обмахивается билетом, но это не помогает.

– Я сейчас сдохну.

Три бабочки приземляются на давно устаревшее расписание поездов. Она добавляет:

– Там табличка. На ней что-то написано.

Фелисите подходит и стирает пыль с прямоугольника, который, должно быть, когда-то сиял позолотой.

В ПАМЯТЬ О ТЕХ, КОГО ПОТЕРЯЛИ НА ЗАБЫТОЙ ВОЙНЕ

– Войне… – повторяет Эгония. – Я об этом читала в дневнике. Рядом с Кармен.

– Что еще? – бормочет Фелисите. – Какая война?

– Не знаю. Вот так и было написано: «Война».

– Война, – вдруг повторяет какой-то мужчина.

Он сидит на деревянных ступеньках у входа в здание. Закутанный в белую ткань, незнакомец поглаживает винтовку, взгляд его затуманен. Половина черепа отсутствует.

– Война и воины. Теперь я вспомнил.

– Какая война? – повторяет Фелисите.

– Та, что в пустыне.

Он прищуривается, словно пытаясь рассмотреть дрожащий пейзаж.

– Кажется, я могу умереть сегодня. Только это я знаю. Что есть враги и что они скоро убьют меня.

Фелисите снимает серый шарф с влажной шеи, повязывает куртку на талии и закатывает рукава рубашки. Солдат продолжает:

– Хочу вам признаться – вы всё равно забудете, здесь все обо всем забывают, – я боюсь умереть.

Она сглатывает остатки слюны.

– Мне страшно, потому что я чувствую приближение смерти. Она повсюду. Но даже это понимание не заставляет воспринимать смерть всерьез. Словно знаешь, что заснешь, но не представляешь, что такое сон на самом деле. Я вижу, как умирают другие, знаю, что они мертвы, смотрю на их тела, чую их, представляю себя на их месте, даже могу описать вам собственное тело, покрытое мухами. Но умереть по-настоящему? Отключиться, перестать дышать и… и что? Понимаете, это невозможно. Я не могу представить, что умру. Но мне все равно страшно. Я боюсь, боже мой, я боюсь этого момента, который забирает всех остальных, который настигнет меня и не даст возможности подготовиться к нему, хотя бы пожать руку, которой он окончательно меня добьет.

Фелисите задается вопросом: о чем он подумал в тот момент, когда потерял половину черепа? «Ах, вот что значит умереть, надо же» – или просто: «Я боюсь, смерть здесь, она действительно пришла, я наконец-то встретился с ней и все равно боюсь».

– Вы знаете женщину по имени Вера? Или Кармен?

– Нет. Может быть. Не знаю. Помню только Каридад. На мемориальных досках и статуях – Каридад. Она давала воду беженцам в пустыне. Она сбежала с Габриэлем. Да, это я знаю.

Внезапно мужчина начинает волноваться. Его глаза мечутся. Он вскидывает винтовку:

– Габриэль, грязный предатель… Мы найдем тебя. Если понадобится, мы будем долго тебя выслеживать, но все равно найдем.

Габриэль. Муж. Фелисите пытается понять, о чем говорит призрак, задать вопросы, но солдат запутался в собственных воспоминаниях. От него ничего не добиться.

– Мне нужно сделать ему чай…

– Не нужно.

Фелисите поднимает глаза и думает, что видит пугало, но это Эгония протягивает руку и указывает на дом далеко на горизонте. Он уже не мираж.

Вера

Дом Веры можно заметить издалека, такой ослепительной белизной мерцают его стены в дрожащем воздухе.

Но на самом деле первым бросается в глаза не дом. А нелепое облако посреди пустыни, вспышка молнии, вторящая раскатам грома на каменистой земле. Под его тенью ветер гуляет в крошечном лесу.

Песок пустыни в метре за облаком сух и безмолвен.

Эгония и Фелисите, не сговариваясь, спешат туда. Дождь, тень, лес – им отчаянно нужно убежище.

Никогда еще футляр с чайным сервизом не казался Фелисите таким тяжелым. Да она сама будто ступает по дну огромного чайника.

Дойдя до рощи, сестры на минуту останавливаются, чтобы вдохнуть чистый воздух. От его свежести у них по спине бегут мурашки. Затем Эгония берет инициативу на себя и прокладывает им путь среди деревьев, укрываясь от ветра, колышущего верхушки, между каплями, мирно стучащими по лакированной поверхности листьев. На земле в больших сетках лежат упавшие с ветвей фрукты.

Грейпфруты и гранаты.

– Я же говорила, что она пахнет не морем.

Кролик прячется за стволом дерева. Влажный воздух напоен ароматами зелени и роз.