– Здесь, мать. В Семиречье. Обутого своего не знал, чесслово. Но потом в «Вестях» ваших прочитал, что какой-то глава какого-то отдела Речного ведомства с собой кончил. По случаю разорения. Лет пятнадцать назад, мать. Плюс-минус год. Найдёте по сводкам. А колдун… – Заноза вздохнул. – Он спрятанным был. У него на шее какой-то амулет светился, и эт я потом понял, что он внешность-то скрывал. Даже когда в первый раз ко мне подсел, уже был… ну вот не помню!
– Дружок, ты мошенник, – напомнила матушка Шанэ. – Старый плут с большим опытом. Ты не имеешь права не знать людей. Это часть твоего ремесла. Ты и под маской заметишь и запомнишь. Голос. Жесты. Привычки. Иль всё-таки что-то запомнил, но стесняешься себя дураком показать?
– Баба это, – сухо сказал Заноза. – Как есть баба. Пришёл-то вроде мужик – плащ, высокий рост, шляпа, голос, – но, мать, клянусь, баба. Права ты, заметил я. Всякие эти какие-то ужимочки, недомолвочки, вот так вот плечиками повести, вот так вот за ушко волосы заправить… Ну и у меня, хоть и одиночка по жизни, знаешь, нюх на интересных баб. Короче, баба. Как есть. И амулет на шее, мать. Она всё время за него хваталась, теребила. Нервная девка. А амулет – чёрная лента, кулон под горло. Кулон… серебряный или под серебро. Он сиял, но, кажись, морда там. Зверь, птица – не знаю. Морда.
Матушка быстро всё записала и глянула на часы. Ещё полчаса до…
– А не она ли тебя убила, дружок? – спросила мягко. – Чтобы забрать кости и снова кому-то отомстить?
– Тож думал, – признался Фьёш. – Такие вещицы-то штучные. Вот она полгода делала кости, а потом, клянусь, мать, несколько лет без капли силы была. Ты артефакты делала? А я вот делал. Из-за своих кривых и слабых карт лет десять ничего сделать не мог. Даже письма вшивого. Может, она вообще силы лишилась. Не просто же сильное делала, но и слишком быстро. Такую штуку год-два потихоньку лепишь. И мне эти кости найти надо. Не уйду, пока они убивают.
– Сдаётся мне, красавицу нашу, стеснительную и мстительную, найти легче, чем кости, – матушка добавила пару пометок и сложила листы. – Пирожных хочешь?
– Нет, – содрогнулся Заноза. – Серых этих только убери, а?
Рьен внимательно прочитал письмо матушки Шанэ, отложил его и разбил склянку:
– Сьят!
– Да, мастер? – сидящий в архиве рыжий помощник, взъерошенный, в разводах пыли, поднял воспалённые глаза от жёлтой папки.
– Бросай это. Но запомни, где остановился, я тебе подкрепление скоро пришлю. Срочно поищи вот что…
Сьят внимательно слушал. Про неведомого внезапно разорившегося и самоубившегося главу отдела Речного ведомства. Про некую девицу, которая принадлежала древнему роду слабых колдунов, имела возраст от тридцати пяти и трагедию в семье. Про лодочника Дьи, который, вероятно, имел тёмное прошлое, тщательно скрытое благодаря семейным связям и (или) деньгам. И то, что он натворил, могло походить на то, что случилось в семье девицы. Да, костей при Дьи не нашли. Но раз внутренний голос требует…
– Главный городской архив? – печально уточнил Сьят.
– Верно. Умойся. Поешь. Отдохни. Как твоя смена придёт, так и приступай. И лучше лично – быстрее всё узнаем. В помощники бери кого захочешь.
А потом было совещание и раздача распоряжений. И долгий-долгий вечер, внезапно сменившийся утром. Рьен тупо посмотрел на робкую полосу рассвета, на выросшую за ночь стопку бумаг и в очередной раз вспомнил, что забыл спросить у матушки Шанэ, не навещал ли её призрак убитого (или Дьи, или кого-то другого). И снова отложил вопрос на потом, закопавшись в недочитанные отчёты. А когда кабинет залила золотом осенняя зорька и сами собой погасли ненужные светильники, Рьен понял, что очень ждёт вторую жертву. Укорял себя за тёмные мысли, говорил, что не по-людски это, а втайне ждал.
Потому что от докладов подчинённых всё лишь ещё больше запуталось.
Девиц из слабых колдовских родов в возрасте от тридцати пяти лет в Семиречье было больше сотни, и они через одну страдали трагедиями – от несчастливой любви до неопубликованных в местной газете стихов. Ничего страшнее этого с ними не происходило. И даже из зависти к более сильным колдуньям они никому не вредили. С древними же знаками умела работать каждая. Амулетов с мордой на первый взгляд ни у кого не было, а для поисков нужны реальные доказательства, а не слова призрака.
Самоубившийся глава отдела Речного ведомства давно болел игрой, не раз спускал за ночь большие суммы, и его самоубийство никого не удивило, как и проигрыш. При этом в нехороших делах он никогда замечен не был, что подтвердило, несмотря на давность дела, больше двадцати человек.