Когда матушка Шанэ поднялась наверх, Заноза привычно дремал, похрапывая, в её любимом кресле. Она осторожно закрыла дверь в спальню и бросила на пол горсть песка. И нарочито громко загремела чашками и тарелками.
– О, мать! Ты рано! – раздалось из комнаты басовитое.
Заноза рванул к столу сквозь дверь, привыкнув, что та всегда открыта настежь, но наружу выскочила хрупкая голубоглазая девушка в длинной ночной рубашке.
– Ой… – она прикрыла ладошкой рот.
А псы уже рычали, обступая незнакомую девицу.
– Что это значит?! – возмутилась она и оглянулась на дверь.
На оной темнел явственный отпечаток сгорбленной стариковской фигуры.
– Фьёш остался там, где и сидел, – напряжённо улыбнулась матушка Шанэ, сжимая в кулаке новую горсть песка. – Мне недавно кое-что рассказали, и я кое-что вспомнила. Таких, как ты, у нас на Юге называют Котомками. Они собирают души – кто-то светлые, кто-то тёмные – и запирают их в себе. Для разных целей. А ты, видимо, Мостовик? Очень зря ты «отпустил» ко мне только Фьёша. Зная, что кости будут убивать каждый день.
Девушка тоже улыбнулась. Человеческие глаза засияли нестерпимо-голубым – колдовским пламенем, похожим на матушкин огонь.
– Я и не надеялась, что ты, чужая, поймёшь, но, хвала рекам, нашёлся тот, кто дал тебе подсказку. А я только что дала ещё одну. Что ты видишь, глядя на меня, мать?
– Общее, – признала матушка Шанэ. – Общее пламя… и общую силу.
– Я не убиваю, – глаза вспыхнули ещё ярче. – Я спасаю. Я не питаюсь. Я очищаюсь. Я забираю тех, кому вскоре умирать мучительной смертью. Хороших людей, которых вот-вот страшно убьют. Забираю быстро – и очищаюсь. Я проклята. Я сама так убивала. Жертвы приносила. И меня заперли в мире живых искупать грехи. Я пришла к тебе, мать, чтобы ты позвала Лодочника. Ему решать, да или нет. Достойна я Причала или нет. А все, кого я спасла, здесь, – она приложила руку к груди. – Я их отпущу, когда меня простят. Они – моя плата.
– Так не М-мостовик?.. – с запинкой уточнила матушка.
– Нет, – голубоглазое нечто улыбнулось. – У вас есть храмы и их служители, и у нас они были. Когда-то. Пока тот, кто стал Лодочником, не привёл новых людей. У меня был свой храм на реке Чёрной – она вся моя была. Я не хотела уходить и отдавать её чужакам. Я не Мостовик – я выдавала себя за него. Многих обманула, чтобы обо мне не догадались, – проклятая рассмеялась. – А он так злился… А он ведь хороший. Он тоже убивает, но обычно дрянь всякую. Плохих людей. Сначала костями пометит, а потом с моста в реку. Но к тебе такие не придут. Убитые хранителями – нет. Я думала, ты знаешь. После смерти они ему служат. Грехи с душ счищают.
Матушка Шанэ отступила, нащупала стул и села.
– Я его позвала, – сообщила она нервно. Один на один с таким существом ей было, мягко говоря, не по себе. – Лодочника.
– Чаем в путь-дорогу не благословишь? – весело спросила девица, переступая босыми ногами.
– Боюсь тебя, – честно ответила матушка.
– Ты прожила в Семиречье так долго, а оно только сейчас начало тебя удивлять, да? – хихикнула проклятая. – И ещё не раз удивит, мать, не раз. Ты дозрела. Ещё лет пять назад я бы тебе не открылась, даже если бы готовая к уходу была. А сейчас… Север и Семиречье тебя ещё не раз удивят. О! – она шумно втянула носом воздух. – Он здесь!.. Спасибо, мать! За пироженки особенно!
И исчезла в спальне. А когда туда дёрнулись псы и матушка задумалась, не пойти ли следом, то как наяву увидела то, что описывал Мьёл: Лодочник погрозил ей пальцем – и исчез. Вместе с девицей.
Матушка Шанэ обмякла, сжав подвернувшееся под руку податливое пёсье ухо.
Быстро. Внезапно. И так просто…
И как всё это Рьену объяснить?.. Или он будет не против свернуть такое противное дело?..
И почему, ну почему проклятая просто не рассказала, что и зачем? К чему представление устраивать? До чего же призраки любят играть душами живых… Одно хорошо – если Лодочник забрал, значит, было за что. Значит, навсегда. А правду-неправду всегда проверить можно. В том же Городском архиве. Или у любителей древней истории. И не просто можно, а нужно. Могиле нельзя без имени.
– Вот как… – рассеянно протянул Рьен, постукивая пальцами по краю чайного стола.
Матушка с Мьёлом переглянулись, и колдун проворчал:
– Я ничего не видел. Не умею. Но своим находкам и фактам верю. Да, усыпил вас. Но ненадолго же. И вон как быстро очухались и прилетели. Как почуяли. А что бы вы призраку сделали? Да такому, которого матушка боялась? Ну, накажите за самоуправство.
– В архив хочешь? – усмехнулся Рьен. – И не мечтай. Забудь об Иххо, пока не нагуляешься. Ей серьёзный парень нужен, а не тот, у которого на каждой реке по подружке. Услышал? Не то уволю.
– Ой, напугали, мастер, – фыркнул Мьёл. – Кто вам тогда чернила варить будет?
– Уел, – хлопнул ладонью по столу начальник. – А теперь послесловие, матушка. Уверен, оно есть. Например, где искать эти проклятые кости? И остальные артефакты?